7

Лиля. Это был первый звонок. «Ненравящееся» я-то, конечно, вывела. И внешняя канва отношений казалась по-прежнему легкой и надежной. Но что-то изменилось внутри, надломилось, что ли…

Осенью 22 года, не помню почему, мы с Осей оказались в Берлине раньше Маяковского. Очень ждала его, мечтала, как мы будем вместе осматривать чудеса науки и техники. Поселились в «Курфюрстенотеле». Но посмотреть удалось мало. У Володи было несколько выступлений, а в остальное время… Подвернулся карточный партнер, русский, и Маяковский дни и ночи сидел в номере гостиницы и играл с ним в покер. Из Берлина он ездил в Париж по приглашению Дягилева87. Через неделю вернулся, и началось то же самое. Так мы прожили два месяца. Берлина, по сути, он не видел.

По возвращении в Москву, Маяковский объявил два своих выступления. Первое: «Что Берлин?» Второе: «Что Париж?». Сказать, что в то время он был безумно популярен, значит – ничего не сказать. В первый день конная милиция едва сдерживала толпу его поклонников.

Еле-еле я протиснулась в зал и села на эстраде на места для знакомых, стиснутая со всех сторон. Он вышел под гром апплодисментов и стал рассказывать. Я не могла поверить своим ушам: он рассказывал о том, чего не видел и что знал с моих слов. Я достаточно громко бросила ему два-три справедливых замечания. Он стал испуганно на меня коситься. Комсомольцы – мальчики и девочки – стали шикать на меня и негодовать. В перерыве Маяковский ничего не сказал мне. Но Долидзе – устроитель вечера – весь антракт умолял меня не скандалить. В зал я не вернулась. Дома никак не могла уснуть от огорчения. Напилась веронала и проспала до завтрашнего обеда. Назавтра он пришел.

Маяковский. Что стряслось?

Лиля. Ты знаешь.

Маяковский. Я знаю – что?

Лиля. Сечас не хочу об этом.

Маяковский. Мне кажется, дело в другом.

Лиля. Может быть.

Маяковский. Поговорим?