Андрей сел на траву и с интересом стал за ней наблюдать.
Сама Белка его не особо интересовала. Его привлекала ситуация, в которой это живое существо было в его власти. Он может прямо сейчас сделать с ней всё, что угодно, и ему за это ничего не будет. Он ощущал эту власть. Он мог бы сидеть вот так, ничего не делая, сколько угодно, просто находясь в этой сладкой и наполненной влечением обстановке.
Белка ему нравилась. Он испытывал к ней настоящую нежность. Она была всегда такой чистенькой, не как остальные бродячие собаки — грязные, облезлые, в пятнах, с болезненной кожей. Она была приветливой. В ней чувствовалось какое-то благородство. Из-за необычного рыжеватого оттенка она больше походила не на бездомную псину, а на гордого лесного зверя, вышедшего к людям. Кстати, именно из-за этого яркого окраса дети и назвали её Белкой.
Но нежность к собаке в сознании Андрея никак не перечёркивала желания «поиграть» с ней. Наоборот. Именно потому, что она была такой милой, с ней и хотелось играть.
Не с Кочерыжкой же! Грязно-белая псина, как будто ею помыли полы в подъезде, а потом выжали и отпустили на улицу, и от этого она вся кривая и тупая. Каждую весну на неё по очереди взбирались все уличные псы, а она, поджав хвост, щурилась и прижималась к земле, распаляя самцов. Сука…
Его передёрнула мысль о том, что на месте красивой Белки могла бы быть Кочерыжка. Тогда всё стало бы бессмысленно. Глупо.
Он приходил сюда каждый день. Было ощущение, как будто только здесь он наполнялся какой-то сказочной энергией, которую чувствовал всем телом. Как будто ветер поднимался снизу вверх, прямо к сердцу. Хотелось мечтать и представлять будущее. Он сам ещё этого не знал, но это было вдохновение. Вдохновение жить.
Андрей сидел около двадцати минут, в какой-то момент надо было резко встать и уйти, чтобы волшебство не пропало. Он, словно животное, интуитивно понял, как «это» у него работает.
Он шёл домой задумчивый и улыбающийся.
Школа его больше не интересовала, да и все остальное казалось уже малозначительным.
Раньше при решении задач или зубрёжке стихов голова просто отказывалась работать, как будто специально отключала то зрительную, то слуховую память, как будто специально палки в колёса вставляла.
Теперь Андрей мог предвидеть, что будет говорить или делать учитель, и даже несколько раз удивил полноватую, добрую учительницу математики, когда, забывшись, полушёпотом закончил фразу, когда она запуталась и, прервавшись внезапно, заглянула в методичку. Она тоже считала его странным, неприятным и туповатым лентяем.