Затем она сказала служанке, уже несколько спокойнее:

– Возьми платье и ступай прочь.

Вайгерс бросила на меня быстрый взгляд и вышла. По лестнице застучали ее торопливые шаги.

Мы с матерью в очередной раз вступили в утомительный спор.

– Я не позволю тебе ездить в Миллбанк, поскольку визиты туда вредят твоему здоровью, – заявила мать.

Я сказала, что она не может запретить мне поступать сообразно моим желаниям.

– Тебя должно удерживать собственное чувство приличия, – ответила мать. – И преданность своей матери!

– В моих визитах нет ничего неприличного и ничего предательского, – возразила я. – О чем ты вообще говоришь?

А разве не предательски я поступила, опозорив ее на званом ужине перед мисс Палмер и мистером Дансом? – возмущенно осведомилась мать. Она всегда знала, чем кончатся для меня визиты в Миллбанк, и вот теперь доктор Эш подтвердил: из-за них ко мне опять вернулась болезнь, от которой я только-только начала оправляться. У меня стало слишком много свободы, а она пагубна для человека с моим характером. Я чересчур впечатлительна, общение с грубыми арестантками дурно на меня влияет, заставляет забывать о приличиях. У меня слишком много свободного времени, чтобы предаваться разным нелепым фантазиям… и так далее и тому подобное.

– Мистер Шиллитоу прислал записку, в которой справляется о твоем здоровье, – под конец сообщила она.

Оказывается, письмо пришло на другой день после моего визита. Она сама на него ответит, сказала мать, напишет, что я очень больна и вынуждена прекратить посещения тюрьмы.

Спор с матерью совсем меня обессилил, но последнее ее заявление вызвало неожиданный прилив ярости. «Да будь ты неладна, сука!» – подумала я, и злобные слова прозвучали в моей голове совершенно отчетливо, будто произнесенные каким-то вторым, потайным ртом. Они раздались так ясно, что я вздрогнула, испугавшись, что и мать тоже услышала. Но она просто повернулась и направилась к двери – твердой и решительной поступью, при виде которой я тотчас поняла, как мне следует себя вести. Вытерев губы платочком, я поспешно сказала, что ей нет необходимости утруждаться, я сама напишу мистеру Шиллитоу, прямо сейчас. Она права. Я прекращу поездки в Миллбанк.

Я старалась не встречаться с ней взглядом, и мать, очевидно, сочла это признаком стыда и раскаяния; она снова подошла ко мне и положила ладонь на мою щеку:

– Я всего лишь забочусь о твоем здоровье, Маргарет.

Ощутив холодное прикосновение ее колец, я вдруг вспомнила, как она пришла ко мне, когда меня вернули к жизни после попытки отравления. В черном платье, с неприбранными волосами, она припала головой к моей груди и вымочила слезами мою ночную сорочку.