Она позвонила Банни, а Банни — Оливия просто не могла в это поверить — расхохоталась по-настоящему.

— Ох, Оливия! — воскликнула она. — Неужели это так важно?

— Важно, что кто-то голосовал за человека, который врет всей стране. Банни, ради всего святого, наш мир влип в хорошую неразбериху.

— Тут ты в общем-то права, — согласилась Банни. — Но наш мир вечно влипает в хорошую неразбериху. Думаю, если тебе доставляет удовольствие его общество, стоит спустить это на тормозах.

— Его общество мне удовольствия не доставляет, — сказала Оливия и положила трубку. Ей никогда не приходило в голову, что Банни — дура, но вот поди ж ты!

Ужасно, однако, когда никому нельзя ничего сказать. Оливия ощущала это с каждым днем все острее. Она позвонила Кристоферу.

— Он республиканец, — сообщила она.

— Это ужасно, — ответил Кристофер. А потом: — Я подумал, ты звонишь, чтобы узнать, как твой внук?

— Конечно, я хочу знать, как он. Жаль, что ты мне не звонишь, чтобы сказать, как он.

Где и каким образом произошел этот разрыв между нею и ее сыном, Оливия не могла бы объяснить.

— Я же звоню тебе, мама, — возразил Кристофер. — Только…

— Только — что?

— Ну, с тобой довольно трудно разговаривать.

— Понятно. Во всем виновата я одна.

— Нет, во всем виноват всегда кто-то другой. Это я и хотел сказать.

Наверняка это психотерапевт ее сына, это он виноват в том, что происходит. Кто мог когда-нибудь ожидать такого? Оливия произнесла в трубку:

— «Не я, — сказала Рыжая Курочка».

— Что?

Оливия повесила трубку.