Подружки Джози в основном пили только диетическую газировку. Если ты брала что-нибудь сытное, насыщенное углеводами, тебя считали либо обжорой, либо булимичкой. Обычно Джози съедала только три шарика, а остальное отдавала парням, но сегодня она так проголодалась (уже целых два урока истекала слюной), что не удержалась и съела еще один. Лишний картофельный шарик – это, конечно, не мороженое с маринованным огурцом, и все-таки усиление аппетита настораживало.

Кортни дотронулась пальцем до лужицы жира, вытекшего из крокетов:

– Фу! И почему топливо такое дорогое, если в одной порции этой картошки достаточно масла, чтобы заправить грузовик?

– Машины не подсолнечным маслом заправляют, Эйнштейн, – объяснил Дрю.

Джози нагнулась и раскрыла рюкзак, чтобы найти там яблоко, взятое из дома. Она так увлеченно копалась среди учебников, тетрадок и косметики, что не заметила, как разговор между Кортни, Дрю и кем-то еще внезапно оборвался.

Возле их стола стоял Питер Хоутон с бумажным пакетом в одной руке и открытой упаковкой молока в другой.

– Привет, Джози, – сказал он ей, как будто она слушала, а не умирала тысячей смертей в этот самый момент. – Я подумал, может, перекусим вместе?

У Джози вдруг возникло такое чувство, будто ее тело превратилось в камень и она уже не может ни пошевелиться, ни спасти свою душу. Так она и останется сидеть на пластиковом стуле посреди кафетерия, и через много лет все будут смотреть на нее как на уродливую горгулью вроде тех, которыми украшены водостоки старых церквей: вот, мол, она – эта несчастная, мы знаем ее печальную историю.

Джози услышала у себя за спиной какой-то шорох, но обернуться не смогла бы, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она посмотрела на Питера. Сейчас больше всего на свете ей хотелось владеть каким-нибудь тайным языком, чтобы думать одно, а говорить другое и чтобы тот, к кому она обращается, автоматически распознавал этот код.

– Я… э-э… – проговорила Джози, но Кортни ее прервала:

– Она с удовольствием подсядет к тебе. Когда ад замерзнет.

Вся компания взорвалась от хохота. Почему эта шутка так всех развеселила, Питер не понял.

– Что в пакетике? – спросил Дрю. – Арахисовое масло и джем?

– Соль и перец? – пропела Кортни.

– Хлеб с маслом?

Улыбка сползла с лица Питера. Он понял, в какую глубокую яму упал и стараниями скольких человек эта яма вырыта. Обведя взглядом физиономии Дрю, Кортни и Эммы, он опять посмотрел на Джози. Ей пришлось отвернуться, чтобы никто, включая его самого, не видел, как ей тяжело причинять ему боль и как противно понимать: вопреки всему тому, что он о ней возомнил, она ничем не отличается от других.