– Не знаю… Мы же говорим о простом имейле. Разве можно сравнивать школьную травлю с тем, что испытали люди, пережившие войну в Ираке или теракт одиннадцатого сентября?

– Когда речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве, необходимо помнить: мы все по-разному воспринимаем травмирующие события. У кого-то расстройство спровоцировано жестоким изнасилованием, а кому-то достаточно просто бесцеремонного прикосновения. Дело не столько в самом событии, будь то война, террористическая атака, сексуальное домогательство или школьная обида, сколько в том эмоциональном состоянии, в котором человек на тот момент находился. – Кинг обратился к присяжным: – Вы, вероятно, читали о синдроме избиваемой женщины. Когда женщина убивает крепко спящего мужа, этот поступок кажется нам лишенным всякого смысла, даже если до того момента она на протяжении нескольких лет терпела физическое насилие.

– Протестую! – сказала Диана. – На скамье подсудимых никаких женщин нет.

– Протест отклоняется, – ответил судья Вагнер.

– Даже если женщине в настоящую минуту ничто не угрожает, – продолжил Кинг, – она психологически ощущает угрозу вследствие нарастающего насилия, которому она подвергалась на протяжении длительного времени и которое привело к возникновению посттравматического стрессового расстройства. Жизнь в постоянном страхе перед чем-то, что может случиться, что будет повторяться снова и снова, вынуждает жертву взяться за пистолет. Даже если в этот момент ее мучитель храпит, она все равно ощущает непосредственную опасность. По этой же причине ребенок, который, так же как Питер, страдает посттравматическим стрессовым расстройством, постоянно боится, что обидчик его убьет. Пусть сейчас он не толкает его и не запихивает в шкафчик, это может случиться в любую секунду. Точно так же, как и избитая женщина, затравленный подросток действует даже тогда, когда, на наш с вами взгляд, ему ничто не угрожает.

– Заметен ли такой иррациональный страх для окружающих? – спросил Джордан.

– Вероятно, нет. Если первоначальные попытки ребенка добиться помощи от взрослых оказываются безуспешными, он прекращает их и замыкается в себе. Он минимизирует свое общение с окружающими, поскольку не знает, не обернется ли тот или иной контакт очередным эпизодом травли. У него могут возникнуть мысли о самоубийстве. Он бежит в мир своих фантазий, который ему подвластен. Он погружается туда так часто, что ему становится все труднее и труднее отличать вымысел от действительности. Когда ребенка, страдающего посттравматическим стрессовым расстройством, действительно обижают, его сознание может изменяться: он отрывается от реальности, чтобы не чувствовать боли или унижения. Полагаю, именно это и произошло с Питером шестого марта.