– Может, не просто взрослые, а старые, вот и не могут.

– Такова жизнь. Сначала всю молодость творишь черт знает что, потом, видимо, всего несколько лет у тебя есть возможность выбирать, что делаешь, а потом ты уже слишком стар и немощен, чтобы радоваться хоть чему-нибудь.

– А когда можешь выбирать, обязательно ошибаешься, – поддержал он. Ему снова стало паршиво из-за Берни, он задумался, где она и не попытаться ли выяснить и съездить за ней. Так он и сказал Саймону, и тот отсоветовал.

– Это ведь она ушла, – разъяснил он. – Вряд ли она теперь передумает. А ты не знаешь даже, нужна она тебе или нет. Я, конечно, могу и ошибаться, – добавил он, но по тону было ясно: он считает, что это маловероятно, – но лично я думаю, что без нее тебе будет только лучше. Ты не против, если я переночую у тебя? За руль мне лучше не садиться – я почти в стельку.

Он ответил, что не против. С трудом поднялся, отыскал чистые простыни, а Саймон предложил помочь ему застелить постель, но ничего у них не вышло. Простыни летали по всей комнате, оба тянули каждый в свою сторону и помирали со смеху.

– А помнишь, как мы в тот раз жутко напились в лесу? И пили за капитана Странгуэйса?

– И за Бобби Риггса? Помню. И чуть ли не целиком скурили сигару Брига.

– Это ты скурил. А меня рвало. И ты еще сказал, что это из-за рыбы, которую мы ели на ужин.

– На самом деле я знал, что рыба ни при чем, – сказал он, – но с виду тебе было так паршиво, что мне захотелось тебя подбодрить.

– А мне – тебя, – отозвался Саймон с такой нежностью, что у Тедди навернулись слезы.

– У тебя прямо дар, – сказал он, – самый настоящий. По-моему, с мужчинами гораздо проще ладить, чем с женщинами, – заявил он, когда они улеглись на кровать валетом.

– Да уж, старина. Точно. И чтобы не заморачиваться всяким-разным.

– Каким?

– Ну, там, свадьбами. И пауками. И отвечать то и дело, как они выглядят… Вот скажи, сколько у тебя знакомых женщин, с которыми можно обсудить национализацию? Лично у меня – никого. Ни единой. Слушай, какая, однако, шаткая здесь кровать!