Вернувшись к королю, Бисмарк крикнул ему на ухо:

— Мольтке до сих пор спокоен, значит, ничего не потеряно!

И действительно, для пруссаков не было потеряно ничего — австрийцы же потеряли все. Потому что именно в это время, то есть за полчаса до полудня, после того как Бенедек уже отправил в Вену донесение, что победа за нами, и когда две австрийские капеллы, скрытые за амбаром, дули в честь победы веселые марши, — на австрийский командный пригорок прискакал курьер с телеграфным сообщением из Иозефова о том, что к месту сражения подходит армия кронпринца Фридриха-Вильгельма.

17

17

Но ведь это, скажем, можно было предвидеть! Если прусские начальники опасались, что кронпринц со своим войском запоздает, то австрийским начальникам следовало опасаться того, что он подоспеет вовремя, и следовало по возможности принять какие-то меры против этого. И мы знаем, что сперва Бенедек такие меры принял, расположив на северной границе театра военных действий, там, куда, по всей вероятности, должен был подойти кронпринц, целых два армейских корпуса — Четвертый и Второй; но чего стоила эта предосторожность, когда командиры обоих корпусов, как мы уже видели, по собственному разумению покинули назначенные им места и погнали своих солдат на убой, в битву за Свибский лес!

Не во всем, следовательно, виноват был несчастный Бенедек, и не совсем безосновательно ненавидел он подчиненных ему офицеров, не вовсе напрасно аттестовал их — притом нередко вслух — самыми нелестными эпитетами!

Не выпуская из руки грозную телеграмму, Бенедек разослал гонцов к обоим предприимчивым корпусным командирам, приказывая им, Иисусе Христе, не мешкая и ни секунды не размышляя, оставить в покое этот проклятый Свибский лес и марш-марш вернуться на свои места; но вице-маршал Моллинари, вошедший в раж, упоенный битвой, которая как раз начала решаться в его пользу, потребовал отмены бенедековского приказа. Командир Второго корпуса граф Тун подчинился безоговорочно и попытался собрать свои рассеянные отряды, чтобы отвести их назад — но не успел.

Кронпринц явился на поле боя буквально в последнюю минуту, когда уже кучки уцелевших прусских пехотинцев, сначала маленькие, но постепенно увеличивавшиеся численно, побежали вспять через Быстршицу, которую с такими жертвами форсировали утром; целый пехотный батальон, командир которого сошел с ума, три часа находясь под жестоким артиллерийским обстрелом, откатился к самому холму Розкош, где стоял король Вильгельм. Седовласый монарх гневно обрушился на батальонного командира, ругая его на чем свет стоит, но безумный полковник только смеялся и твердил какие-то бессвязные слова, пропадавшие в реве канонады.