– Что ты имеешь в виду?

– О-о… ничего. Все нормально, просто… скучные дела. Во всяком случае, нам надо организовать встречу, но не в театре, а где-то еще. Где-то в незаметном месте.

– Я знаю такое место.

Том

Ханна отсутствовала вместе с Салли больше часа, когда зазвонил телефон. Моей первой мыслью было: о господи, что случилось? Жизнь превратилась в какую-то мелодраму. Я ждал, что каждый стук в дверь, каждое письмо, каждый телефонный звонок принесет с собой катастрофическую новость.

Поэтому, когда голос, который я не сразу узнал, спросил: «Том, это ты?», я с облегчением вздохнул. Это не была Салли, позвонившая сообщить, что у Ханны случился коллапс. Это, вероятно, не был член совета, пожелавший сообщить, что они нанесли по театру успешный ракетный удар.

Потом я понял, кто это.

Голос был слабым и надтреснутым, он доходил до меня через тысячи миль, из другой далекой жизни.

– Привет, Элизабет, – сказал я.

Я, бывало, называл ее Лиззи. И только через год узнал, что ей не нравится это имя, потому что какая-то девчонка в школе ходила за ней по пятам, говоря нараспев: «Деловая Лиззи, Деловая Лиззи» – и дергая ее за волосы. Это продолжалось несколько недель, пока однажды Лиззи не развернулась и не двинула ее по лицу, выбив зуб. Никто больше с тех пор не называл ее Лиззи, пока не влез я. По какой-то причине она не остановила меня и вроде бы не возражала. Это было для нас чем-то сокровенным. Все это давно прошло.

– Я только что получила твое сообщение, – сказала она. – Извини, ездила по делам в Абу-Даби. Как она?

– Справляется, но, думаю, до нас это еще не дошло в полной мере.

– О господи, бедняжка моя! – откликнулась она, словно говоря о хомячке, перенесшем легкую хирургическую процедуру.

Ее спокойствие казалось мне почти сюрреалистическим, оно пробудило все мои страхи.

– Я за нее боюсь, – сказал я. – Не знаю, что ей придется вынести. Теперь не знаю.

– Она сильная, она реалист – она преодолеет трудности. И что будет дальше? Врачи намерены держать нас в курсе?

Я молчал, пытаясь переварить употребление ею слова «нас», оно застряло у меня в глотке, как рыбья кость. Не было никакого «нас».

– Ей придется на три дня лечь на обследование в кардиоцентр «Грейт-Ормонд-стрит», – сдавленным голосом произнес я. – Тогда мы узнаем больше.

– У меня есть приятель в Лондоне, известный кардиолог. Когда я прилечу в субботу, немедленно ему позвоню.

В мире настала тишина, я почувствовал, что у меня заложило уши, телефон в руке стал невесомым.