Она появляется вскоре после полудня. Я вижу, как она подъезжает на допотопном белом «рейнджровере», – вижу потому, что последние полчаса то смотрю в окно, то вышагиваю по гостиной, а потом снова подхожу к окну. Я узнаю ее по фотографиям, которые она посылала по электронной почте, но, когда я открываю дверь и впервые вижу ее во плоти, меня пронизывает дрожь. Это точно моя мама! У нас одинаковые глаза, одинаковые скулы, одинаковые пышные волосы, хотя у нее они до плеч и красиво подстрижены. Кроме разницы в возрасте, мы отличаемся в основном тем, что на мне небрежная футболка «Акира» и узкие рваные джинсы, а на ней длинная шерстяная юбка и свитер с ромбиками поверх старомодной белой блузки. Она идет по дорожке, как модель по подиуму. Я ощущаю необъяснимый страх. Даже думаю: вдруг она пытается запугать меня. Совершенно дикая мысль. Я чувствую себя глупой. В животе крутит, как в сломанной стиральной машине.

– Привет, Ханна, – говорит она.

– Привет, Элизабет, – отвечаю я.

Я провожаю ее в дом. Мы не обнимаемся.

Мы проходим в гостиную, и она усаживается в папино кресло, пока я готовлю на кухне чай. Я держу чайник под краном, но он так сильно трясется, что вода разбрызгивается повсюду. Я держусь за край мойки и делаю несколько глубоких вдохов. Я говорю себе, что это просто женщина, которую когда-то знал мой отец, но ощущаю бушующие эмоции и не знаю, как их назвать.

– Очаровательный дом! – кричит она из гостиной.

Конечно, она не видела его раньше. Мы переехали сюда уже после ее ухода.

– Скоро я покажу тебе его весь.

– Повсюду разбросано так много книг, – говорит она. – Некоторые вещи не меняются.

Не знаю, хочет ли она этим сказать, что папа всегда много читал или что он всегда был неряхой, но от этого замечания я прихожу в еще большее волнение.

Я возвращаюсь в гостиную с двумя кружками чая и пачкой шоколадного печенья. В комнате висит неловкая тишина, мы сидим, молча озираясь по сторонам. Напряжение просто нереальное. Я окунаю в чай печенюшку и тут же забываю о ней, пытаясь придумать, что сказать. Половинка печенья отламывается и тонет в чае – у нас с папой всегда так.

– Ну, как твои дела? – с живостью спрашивает она. – Вернулась в школу?

– Нет, ушла.

– Значит, не часто будешь видеться со своим бойфрендом?

– Мы поссорились.

– О господи, мне жаль! Переживаешь?

– Я слишком утомляюсь, чтобы думать о нем. Правда, я все время очень, очень устаю. Стоит пройти больше десяти шагов, и мне уже нужно передохнуть. Это паршиво, потому что мы занимаемся нашим проектом «Спасите театр», и я пытаюсь помогать из дома.