– Но все же я тебе была не нужна.
– Нужна! Нужна! Но я не могла… Во мне не было всего этого – того, что делает из женщины мать. И это не приходило, хотя все говорили, что придет. Но, Ханна, ты была мне нужна. И когда я ушла, я страдала без тебя, это была физическая боль. Так больно мне никогда не было.
– Тогда почему не вернулась?
– Потому что вам обоим было лучше без меня.
– Нет! Разве не понимаешь? Твой уход уничтожил его! Он так и не оправился после этого! Ты стерва! Оставила его одного, и, когда я умру, он снова будет один!
Ну вот.
Я это сказала.
Когда я умру.
Потому что операция может не состояться. Потому что я могу не дождаться. Потому что мое тело может отторгнуть новое сердце.
Мои слова эхом отдаются в комнате, а потом наступает такая глубокая тишина, что кажется, ни слова больше сказано не будет. Потрясенные, мы смотрим друг на друга. В этот момент я слышу, как в двери поворачивается ключ.
В комедиях папа всегда отличался безупречной привязкой по времени.
Том
При изучении театрального искусства в университете мы играли в одну игру. Два студента начинают импровизировать в эпизоде, а потом, в определенный момент, из другого помещения приходит третий участник, который должен включиться в контекст и плавно присоединиться. Это было забавно на занятиях по актерскому мастерству, но совсем не забавно, когда это происходит в твоей гостиной, а персонажами являются твоя дочь и твоя бывшая жена.
Вот увиденная мной сцена: Ханна стоит с расстроенным и сердитым выражением лица. Встревоженная Элизабет сидит в кресле, подавшись вперед. В повисшей тишине царит безошибочная атмосфера ссоры. Если вы так же часто, как я, смотрели «Оглянись во гневе», то за версту почуяли бы это.
– Привет, папа, – сказала Ханна.
– Привет, Том, – эхом повторила Элизабет.
В течение нескольких секунд никто ничего не говорит. Мы просто выжидаем, пока по дороге за окном проносится транспорт. В конце концов кому-то из нас придется нарушить молчание.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я у Элизабет.
– Это я ее пригласила, – ответила Ханна. – Извини.
– Все нормально, – сказал я.