20 октября на равнине перед крепостью Ульм состоялась одна из самых величественных и драматических церемоний военной истории. По склонам холмов, окружавших крепость, в полной парадной форме встали полки корпусов Нея, Мармона и Императорской гвардии. Погода изменилась. Из-за свинцовых туч вышло яркое солнце, заигравшее тысячами огоньков на стали штыков, начищенных касках и жерлах орудий. Впереди своих победоносных легионов на небольшом возвышении стоял император, окруженный пышным штабом, блиставшим золотом эполет и шитья генеральских мундиров, галунами шляп, увенчанных целым лесом колышущихся плюмажей.
Ровно в два часа дня забили барабаны, заиграла военная музыка. По этому сигналу ворота Фрауэнтор распахнулись, и оттуда появилась длинная колонна австрийских войск, впереди которой ехали восемнадцать генералов… Австрийские полки, выйдя из города, двигались вдоль всего амфитеатра французских войск и складывали оружие неподалеку от возвышения, где стоял император. Артиллеристы передавали свои орудия и упряжки французским артиллеристам, кавалеристы отдавали своих коней французской кавалерии. Затем австрийские солдаты уже без оружия и почти без строя возвращались в Ульм через Новые ворота… Церемония длилась три часа!..
«Подобное зрелище невозможно описать, – рассказывал Мармон, – и чувства, охватившие меня тогда, я помню до сих пор. В каком счастливом опьянении находились наши солдаты! Какая награда за месяц их лишений! Какой пыл, какое доверие вызвали у войск эти сцены. Для такой армии не было ничего невозможного. Любая битва ей была по плечу»[417].
Ликование французских солдат смешалось в этой удивительной картине с отчаянием неприятельской армии: «…Австрийцы выходили с барабанным боем, с яростью в сердце и отчаянием в душе, – рассказывает австрийский офицер. – Они проходили вдоль строя французских войск, в то время как вражеская музыка угощала нас мелодией “Vogel Fanger”[418]. О катастрофа под Полтавой, о капитуляция под Пирной – вы ничто по сравнению с этим ужасающим выходом из Ульма! Позор подавляет нас. Грязь, которой нас испачкали, невозможно стереть…»[419]
Во время церемонии император пригласил к себе австрийских генералов. Утешая их, он сказал, что «на войне бывают разные случайности и часто победители бывают побежденными; что эта война, в которую вовлек их государь, несправедлива, лишена мотива, и, откровенно говоря, он не знает, почему сражается и что от него хотят…».
Наполеон отпустил Макка и всех австрийских генералов и офицеров под честное слово не воевать против Франции до того момента, пока не будет произведен их обмен на соответствующих пленных французских офицеров. Так как подобная практика не существует в современную эпоху, стоит, очевидно, дать некоторые объяснения. Речь идет об обмене символическом. Если в плен попадал французский офицер, то его отпускали; при этом одному из условно пленных австрийских офицеров того же звания выдавалась бумага, согласно которой он освобождался от своего честного слова и мог снова принять участие в боевых действиях. Подразумевалось также, что честное слово действует только в ходе данной войны. После заключения мира происходило общее возвращение пленных, и, если впоследствии начиналась новая война, все снова могли принять в ней участие[420].