Он остается ждать меня снаружи, когда я захожу в туалет. Желает мне удачи, и я обещаю (хотя это очевидно), что сразу же выйду к нему. Я так нервничаю, что моя рука, держащая тест-полоску, трясется. Последний раз я проделывала это три года назад. В тот раз я ждала Ивана. Тогда мы еще жили в Эншеде, и тот туалет был почти такой же тесный, как этот. В тот момент ты сидел на диване и работал, ни о чем не подозревая; я же насвистывала по пути в туалет, чтобы не вызывать у тебя подозрений, и надеялась, что ответ будет положительный, но боялась рассказать тебе об этом, когда так и оказалось. На этот раз я не насвистываю. На этот раз я обещаю выйти, как только закончу, и делаю то, что положено, – мочусь на бумажку и, затаив дыхание, считаю до десяти, до тридцати, до пятидесяти. Тест показывает одну полосу, не две. Я еще раз считаю до десяти. Так медленно, как только могу. Вторая полоса не появляется. Я не беременна. На одном дыхании я издаю долгое «йееееес», встаю, медленно мою все еще трясущиеся руки, пока адреналин гуляет в крови. Физически ощущаю, как отступает дурнота, с которой я боролась последнюю неделю, и легче становится дышать. Сделав несколько вдохов у двери, я разглаживаю лицо и выхожу. Он ждет меня в гостиной. Брови приподняты. Вопросительно смотрит на меня – ну?

Я не могу сдержать улыбку. Она буквально разливается по лицу, когда я смотрю на него. Я испытываю такое облегчение. Его брови все еще приподняты, но он отвечает на мою улыбку, вид у него радостный – возможно, потому, что я так рада. В полном взаимопонимании мы успеваем обменяться нежными улыбками, и я сообщаю ему результат. Указываю на стрип-тест, по-прежнему показывающий только одну полосу. Он смотрит на тест, потом на меня, потом снова на тест. Где-то по пути его улыбка гаснет. Он отрывает взгляд от тест-полоски и теперь смотрит куда-то в пол у наших ног. Повисает тишина. Я спрашиваю, что с ним. Разве не здорово, что я не беременна? Не отвечая, он встает и проходит мимо меня, выходит на балкон, где садится на стул, глядя прямо перед собой. Я в растерянности следую за ним. Останавливаюсь в дверях. Он по-прежнему не смотрит на меня. Я жду. Он ничего не говорит. Я предпринимаю новую попытку. Спрашиваю, что с ним. Он отвечает, что не готов сейчас разговаривать, хочет побыть один и все это переварить. Только теперь до меня доходит: он подумал, что моя улыбка означает – мы ждем ребенка. Он обрадовался, потому что подумал, что мы с ним вместе заведем ребенка, он и я, создадим семью, как он ее понимает. Теперь он расстроен, или разозлен, или разочарован, и не хочет говорить со мной об этом. Я стою в дверях балкона, ожидая, что он заговорит со мной, но он продолжает молчать. Меня охватывает острое ощущение дежавю, и перед глазами снова прокручивается сцена в прихожей в Эншеде. В тот раз я оказалась беременна, и ты не хотел со мной разговаривать. Ты не посмотрел мне в глаза, когда я сообщила тебе эту новость – ты замолчал и ушел. Три года спустя я снова в той же ситуации. В зеркальном отражении, в ином контексте. И опять я опозорилась.