Сэррей достал доверенный ему Браем документ и протянул его королеве. По ее знаку Бэрлей взял у него из рук бумагу и вслух прочел ее содержание.

Королева бросила на Лейстера строгий, испытующий взгляд. Дэдлей бросился на колени и воскликнул:

– Ваше величество! Я имел честь только что объяснить вам… Мой слуга Кингтон…

– Ах да, да, знаю, – поспешно перебила его Елизавета, – и совершенно не имею желания выслушивать все это во второй раз. Вообще я смотрю на все это дело как на конченое. Документ, представленный вами, лорд Сэррей, подложен, а ваше обвинение несправедливо, хотя я и готова признать, что вы сами были введены в заблуждение.

Сэррей стоял, словно пораженный громом, и не в силах был проронить ни единого слова.

– Объявляю вас, лорд Лейстер, свободным от предъявленного к вам обвинения, – продолжала королева, – а вы, лорд Сэррей, сэр Брай, равно как та женщина, из-за которой загорелось все это дело, и Кингтон, служащий у графа Лейстера, – все изгоняетесь из пределов нашего государства; вы будете находиться в изгнании, пока мне не заблагорассудится изменить свой указ об этом, а остальные – навсегда. Ступайте, лорд Сэррей! Вас, наверно, заждались в Шотландии.

Сэррей вышел из зала, а королева дала знак, что официальные представления окончены. В сопровождении придворных дам и Лейстера она отправилась в свои апартаменты. Бэрлей, которому надо было еще переговорить о разных делах с королевой, остался тем не менее в зале, как бы желая дать Лейстеру возможность окончательно оправдаться наедине с королевой.

IV

Эпилог всей этой истории вызвал массу разговоров и удивлений. Но Елизавета имела достаточно времени, чтобы на досуге пораздумать над всем этим делом и прийти к верному способу поддержать свое достоинство. Однако ей удалось сделать все это только с внешней стороны, потому что внутренне она чувствовала себя более несчастной, чем когда бы то ни было, и проклинала, как никогда еще, блеск, пышность и власть, за которые ей приходилось расплачиваться такой дорогой ценой. Однако она убедилась в том, что, по крайней мере, ей хоть удалось обмануть окружающих, а, в сущности, именно это и было ее целью.

Прибыв в свои апартаменты, Елизавета отпустила придворных дам и осталась наедине с Лейстером.

– Ваше величество!.. Высокая милость… – остановившись на пороге дверей, льстивым голосом начал было Дэдлей.

– Молчите, Дэдлей, – перебила его Елизавета, – только великой милостью и было то, что я проявила по отношению к вам… Но если эта милость и не была заслужена вами, то обстоятельства требовали от меня такого отношения. Что же касается вас самих, то вы действовали самым бессовестным образом.