— Такой хороший парень, — повторял он, покачивая головой. — Такой хороший парень…

— Скажите, — спросил Карел, — могут ли врачи отличить свежий шрам от старого?

— Думаю, что могут, — ответил Гафнер. — А почему вы спрашиваете?

— Да так — я, видимо, допустил еще одну ошибку. Но ошибкой больше или меньше — теперь уже неважно. Я и так влип по уши.

И ушел.

Через два дня Гафнер передал ему, что в тот день, когда Пепа поехал в Тульн к Вильдермуту, тот был арестован, но судьба Пепы пока неизвестна. В полицейском управлении, куда отвезли Вильдермута, Пепы, во всяком случае, нет.

— Может быть, ему удалось скрыться, — вслух подумал Карел.

На осунувшемся и побледневшем лице Анки впервые после отъезда брата появилось подобие улыбки.

— Ты так думаешь? Серьезно? — сказала она, чуть ли не молитвенно протягивая руки к Карелу. — Дай честное слово, что ты так думаешь!

— Честное слово! Он не такой дурак, чтобы лезть в руки полицейских, которые пришли за Вильдермутом.

Однажды вечером, — о Пепе уже восемь дней не было ни слуху ни духу, — в домик у Артиллерийских казарм постучалась какая-то незнакомая девчушка лет семи, спросила, тут ли живут Пецольды, и когда Карел подтвердил это, подала ему письмо в конверте без марки и адреса.

— Это вам, — сказала она. — Только осторожней, это тайна.

— А ты чья, девочка? — спросил Карел.

— Не ваше дело, — отрезала девчонка и убежала в темноту.

В конверте было письмо от Пепы.

«Дорогая Анка, дорогой Карел, — писал он. — Я сейчас в Париже и завтра еду в Америку. Когда я был у В., за ним пришли из полиции, у меня нашли «Ф.» и хотели меня тоже забрать, но я выскочил в окно, а сейчас я в Париже и завтра еду в Америку. Пока не буду на месте, вы ничего не предпринимайте, а как приеду, еще раз напишу, и вы приедете ко мне. Будем опять жить вместе, да получше, чем в Вене. В Вене-то ничего нас не ждет, кроме тюрьмы. Домик продайте, чтоб у нас были деньги на первое обзаведение. В Америке свобода и, говорят, много строят. Письмо сожгите. Ваш любящий П.».

— Да, Пепа не дурак, — прошептал Карел на ухо Анке, а она, обняв его руками, тихо плакала от облегчения и радости.

— Ведь мы поедем к нему, правда? — твердила она.

— Поедем, — сказал Карел. — А то здесь что за жизнь.

— И ты не будешь больше встревать в опасные дела, скажи, что не будешь! — упрашивала Анка.