— Но надо же что-нибудь предпринять для защиты короля! — настаивал Бальи. — Поверьте, что эти разъяренные женщины гораздо опаснее рассерженных гвардейцев! Пойдемте в ратушу, генерал, и посоветуемся со старшими офицерами и с городским советом.

Через час на улицах послышался барабанный бой, так как на заседании в ратуше было решено отправить национальную гвардию в Версаль под начальством Лафайетта, чтобы, с одной стороны, защитить королевское семейство от нападения народных масс, с другой — защитить национальное собрание от нападения королевских войск. Но задолго до того, как гвардия выступила в Версаль, орда женщин уже отправилась в путь. Они двигались десятью отдельными колоннами, не менее тысячи женщин в каждой. Впереди каждой колонны шли несколько национальных гвардейцев и несколько вооруженных мужчин и поддерживали в толпе кое-какой порядок. По сторонам колонн также шли мужчины из народа, не дозволявшие уставшим или образумившимся женщинам возвращаться в Париж, говоря, что начатое должно быть доведено до конца, и возбуждая их мужество криками: «В Версаль, в Версаль!»

В Версале все было спокойно. Король отправился с несколькими кавалерами в Медон, на охоту, королева пошла в Трианон одна, совсем одна!

Где были все ее друзья, поклонники? Далеко, в чужих краях! Бежали от несчастья, которое простирало свои мрачные крылья над Версалем, над когда-то веселым Трианоном!

Как все было тихо и пусто! Мельница стояла безмолвная; открытое окно хлопало по ветру, но из него не выглядывало добродушное лицо мельника. Школьный дом также опустел: веселый учитель не писал более остроумных словечек на черной классной доске; он сочинял теперь памфлеты на королеву.

В рощах и на тенистых дорожках была разлита меланхолическая тишина. Ярко раскрашенные рукою осени деревья отражались в пруде; плакучие ивы купали в нем свои ветви; пара лебедей тихо плыла по гладкой поверхности и, завидя человеческую фигуру на берегу, торопливо махала крыльями, надеясь получить несколько крошек хлеба, которые часто бросала им белая рука королевы. Но сегодня она пришла с пустыми руками: все старые привычки были забыты, должны были быть забыты! Но птицы не забыли королевы: они беспокойно сновали у берега и ждали подачки; наконец разочарованные они уплыли, издавая печальные жалобные крики.

— Они поют лебединую песню моему счастью, — прошептала королева, следя заплаканными глазами за удалявшимися птицами, они также оставили меня… Я одна, совсем одна!

Последние слова она сказала так громко, что разбудила искусственное эхо, которому прежде приходилось повторять только радостные возгласы и веселый смех.