— Я думал только о том, что, оставаясь без охраны, вы подвергаетесь опасности, — с некоторым замешательством ответил король. — Лафайетт изобразил мне настоящее положение вещей в таких мрачных и пугающих красках и его слова были так убедительны, что я прежде всего мог думать только о вашей безопасности и стараться оградить вас от нападений ваших врагов и от ярости политических партий. Поэтому я одобрил предложение Лафайетта и разрешил ему охранять ваше величество во время прогулок.

— Но вы не назначили определенных часов для моих прогулок? Не правда ли, ваше величество, ведь вы не сделали этого?

— Конечно, сделал, — кротко сказал король. — Мне знакомы ваши привычки и я знаю, что осенью и зимой вы прогуливаетесь между двенадцатью и двумя часами, а летом, в вечернюю пору, — от пяти до семи. Таким образом я назначил генералу Лафайетту это время.

Королева тяжело вздохнула и тихо произнесла:

— Ваше величество, вы все туже и туже стягиваете цепи нашего заточения. Сегодня вы сами ограничиваете нашу свободу двумя жалкими часами, подавая этим повод к новым стеснениям. Отныне мы будем прогуливаться два часа, под защитою Лафайетта, но наступит время, когда этой защиты будет недостаточно для нашей безопасности. Ведь королевская власть, выказывающая себя слабой и зависимой, не почерпающая в самой себе силы и заставляющая других поддерживать свою корону, достигает этим лишь того, что ее корона колеблется и ей самой оказывается не под силу нести ее бремя. О, ваше величество, было бы лучше, если бы вы допустили народную ярость растерзать меня во время одной из моих прогулок без надзора, чем разрешить мне гулять под охраной Лафайетта!

— Вы видите настоящее в слишком мрачном и печальном свете, — воскликнул король. — Все исправится, если мы будем благоразумно и обдуманно подчиняться обстоятельствам и успокаивать ненависть своевременной уступчивостью; тогда вражда сама собою замолкнет.

Королева не ответила ни слова; она наклонилась к дофину и, поцеловав его локоны, прошептала:

— Теперь ты можешь все рассказать, мой Луи. Тебе нет больше надобности молчать, потому что молчание было бы напрасно. Итак, расскажи о своих геройских подвигах, сын мой!

— Здесь идет речь о геройских подвигах? — спросил король, тонкий слух которого уловил слова королевы.

— Да, ваше величество, — подтвердила Мария Антуанетта, — Но с нами произошло то, что было с Дон Кихотом. Мы полагали, что отстаиваем свою честь и трон, теперь же выходит, что мы сражались с ветряными мельницами. Прошу вас, ваше величество, сообщить Лафайетту, что ему нет надобности требовать сюда из-за меня своих национальных гвардейцев. Я не стану больше выходить на прогулку.