Но и тут она не была одна. Двери аванзала оставались отворенными, и там сидел офицер национальной гвардии, обязанный сегодня сторожить ее.
Мария Антуанетта не имела больше права оставаться одна со своим горем, как и оставаться наедине со своим супругом. Коридорчик, соединявший покои короля с покоями королевы, был постоянно заперт, и в нем стоял часовой. Когда король приходил к своей супруге, караульный следовал за ним и стоял у дверей, ловя каждое слово, которым обменивалась королевская чета, пока король не удалялся вновь. Таким образом оба входа в покои королевы бдительно стерегли, потому что против одного из них сидел дежурный офицер национального собрания, а пред дверьми другого стоял на часах национальный гвардеец.
С тяжелым вздохом королева вошла наконец в свою спальню. Караульный офицер уже сидел против отворенной двери смежного зала и с серьезной, холодной миной заглядывал в комнату. На одну минуту выражение досады появилось на лице королевы; ее губы дрогнули, точно хотели вымолвить гневное слово. Однако она преодолела свое неудовольствие и зашла за высокие ширмы, чтобы дать себя раздеть своим камеристкам и заменить парадный туалет батистовым неглиже. После того королева отпустила своих служанок и, выйдя из-за ширм, сказала достаточно громко для того, чтобы офицер мог слышать ее:
— Я устала и желаю лечь спать.
Офицер тотчас поднялся и сказал, обращаясь к двум национальным гвардейцам, стоявшим у дверей аванзала:
— Королева ложится в постель, значит, караул в черном коридоре можно снять. Национальное собрание приказало облегчить службу национальной гвардии и не ставить лишних часовых. Пока королева лежит в постели, достаточно пары глаз, чтобы стеречь ее, и могу поручиться, что она будет под хорошим надзором!
Солдаты удалились из аванзала, тогда как офицер снова приблизился ко входу в спальню. Но он не сел в кресло у порога, а прошел прямо в комнату королевы. Мария Антуанетта вздрогнула и протянула руку к колокольчику, стоявшему на столе у ее изголовья.
— Тише, ради Бога, тише! — прошептал офицер. — Не поднимайте шума, ваше величество! — И, опустившись на колени пред королевой, он поднял голову с умоляющим видом. — Ведь я Тулан, — прошептал он, — верный слуга моей королевы. Соизвольте, ваше величество, вспомнить меня. Вот письмо от моей покровительницы, госпожи Кампан, которая хорошо отзывается обо мне. Не угодно ли вам, государыня, прочесть его?
Королева поспешно пробежала глазами листок и с кроткой улыбкой обратилась к офицеру, который все еще стоял на коленях, воздавая ей королевскую почесть среди унижения и несчастья!