– Муж мой был человеком добрым и весёлым, все девицы на него заглядывались, а он меня выбрал, мне перед подругами это было важно тогда, глупая была, наверное, молодая. Потом семья, детки, заботы, хозяйство, жили как все. Потом он калекой вернулся, сердце от жалости разрывалось, а у него от жалости ко мне, что я с ним вожусь, и от своей беспомощности. Мыслю, оттого он и умер, а не от ран. Теперь вот тебя встретила, поняла, почувствовала, каково оно – любить всем сердцем и всей душой. Однако страх мой детский никуда не делся, ведь мы с тобой теперь как те гуси влюблённые. Оттого и боюсь, особенно за тебя. Я то что, простая кружевница, а ты князь, на тебе вся Русь великая держится, что будет, коль ты прилипнешь к одной гусыне?
– Люба моя, перестань тревожиться, не гуси мы, а люди. Не так-то просто меня извести, ведаешь, сколько раз вороги сие пытались сделать, я в таких переделках выживал, что коли рассказать, так и не поверишь! Гляди, какой у меня сотник личной охраны, бывший воин храма Свентовида, что на священном острове Руян в граде Арконе, слыхивала, наверное? Выбрось из головы давнее. Сама уже бабушкой стала, а всё детских страхов боишься.
– Всё верно речёшь, милый, только ничего с собой поделать не могу, боюсь, и всё.
Ольг некоторое время молчал. Уже открыл было уста, чтобы возразить и уговорить любимую женщину быть с ним рядом, но отчего-то вспомнился вдруг греческий охоронец, который крепко полюбил киянку с Подола, а потом погиб от рук своих же воинов. Вспомнил, как мается без Рарога Ефанда. Ещё подумалось Ольгу, что сам он порой тяготится княжеским положением и всё чаще грезит о стезе волховской. А ведь кружева, что творит Снежана, – это и есть настоящее волхвование, незримым чином связанное со всем окружающим миром. Здесь она плетёт судьбу и свою, и его, и северянскую, и часть общего кружева Руси выплетает. В тереме же станет делить с ним все заботы и трудности княжеской жизни, тогда уж в самом деле будет не до чудесного плетения кружев Мокоши.
– Ты моя Берегиня, – успокаивающе молвил он, целуя пальцы любимой. – Раньше меня только сестра берегла в боях да походах, а теперь и ты нити судьбы моей плетёшь, так сплети так, чтоб мы с тобою были вместе и жили долго и счастливо…
– Счастье – оно, кречет мой, рука об руку с горем и потерями ходит, неразлучны они. Замысловато переплетает нити Мокошь, порой благодаря горю счастье появляется, а порой наоборот, мудрое у неё плетение.
– Ну и добро, что мудрое, так жить веселее, знать, и от нас чего-то в том плетении зависит, чего же печалиться и бояться, давай лепше вместе плести будем, коль Мокошь твоя нас узелком связала. Я вот как-то к сестре зашёл в её горенку, она страсть любит повыше в тереме забраться, а она сидит за столом, глядит на твой плат и плачет.