Ранним майским утром, перед встречей с президентом, Элен Дюпрей отправилась на пятимильную пробежку, чтобы на свежую голову оценить сложившуюся ситуацию. Она понимала, что не только администрация, но она сама оказалась на распутье.

Приятно, конечно, осознавать, что и Кеннеди, и его ближайшие помощники считают тебя героем, потому что ты отказалась подписать петицию об отстранении Кеннеди от должности. Совесть ее осталась чиста, но возникли новые, очень тревожные вопросы. Что в действительности сделал Кли? Мог ли он предотвратить взрыв атомной бомбы? Или, наоборот, позволил ей взорваться, понимая, что этим он спасет президента? Она допускала, что Кли на такое способен, а вот Френсис Кеннеди – нет. И Кли мог действовать без ведома и согласия Кеннеди.

И все же. И все же. От Кеннеди теперь исходила аура опасности. Он, безусловно, пытался подчинить Конгресс своей воле. И как он намеревался использовать «карманный» Конгресс? Прежде всего в рамках законов РИКО предъявить обвинения виднейшим членам Сократовского клуба. Уже это являлось чрезвычайно опасной демонстрацией силы. И не мог ли он сдать на слом все демократические и этические принципы ради того, чтобы построить Америку своей мечты? Кеннеди пытался защитить Кли, а Оддблад Грей нападал на генерального прокурора. Элен Дюпрей боялась этого конфликта. Аппарат президента существовал лишь для того, чтобы служить президенту. Его сотрудникам, как и вице-президенту, полагалось во всем поддерживать президента. Полагалось. И свое несогласие она могла выразить только одним способом – уходом в отставку. Для Кеннеди это решение стало бы тяжелейшим ударом. А для нее означало бы конец политической карьеры. На нее легло бы клеймо предателя. И бедный Френсис, как он поступит с Джабрилом?

Элен видела, что в безжалостности Кеннеди уже ничем не уступал своим оппонентам: Конгрессу, Сократовскому клубу, Джабрилу. Да, Френсис мог уничтожить их всех: личные трагедии изменили его далеко не в лучшую сторону.

Она чувствовала, как ее прошиб пот, мышцы ног гудели, но ей хотелось бежать и бежать, чтобы никогда не возвращаться в Белый дом.

* * *

Доктор Зед Энаккони терпеть не мог заседаний аппарата президента. Не любил он общаться с политиками. И никогда не согласился бы занять пост советника президента по медицинской науке, если бы не понимал, что только так ему удастся обеспечить надлежащее финансирование своему любимому Национальному институту изучения деятельности мозга.

Собственно, иметь дело непосредственно с Френсисом Кеннеди ему нравилось. Президента отличал блестящий ум, он все схватывал на лету, хотя утверждения многих газет, что из Кеннеди мог выйти блестящий ученый, не выдерживали никакой критики. Но Кеннеди, безусловно, понимая непреходящую важность научных исследований, отдавал себе отчет в том, что иногда даже самая фантастическая гипотеза могла просто облагодетельствовать человечество. Нет, с Кеннеди у него проблем не возникало. Чего он не мог сказать об администрации президента, Конгрессе и прочих бюрократических монстрах. К списку следовало добавить ЦРУ и ФБР, которые постоянно заглядывали через его плечо.