Пока он размышлял, я сменил свою улыбку на просительное выражение.

– Согласен, – наконец произнес он. – Но некоторые подробности я оставлю при себе.

– Правда, что вы предложили ему неприкосновенность в обмен на информацию?

– На этот вопрос я отвечать не буду.

Плохое начало, подумал я. И, задумчиво покивав, возобновил расспросы:

– Уверяют, что вы здорово прижали его. Собрали на него большое досье, а потом сунули эту папку ему под нос. И что это никак не касалось контрабанды наркотиков. Говорят, вы зацепили его на налогах.

– Возможно.

Он бесстрастно смотрел на меня. Ты излагаешь, я подтверждаю. И не проси у меня большего.

– «Трансер Нага»?

– Нет.

– Ну, судья… Проявите любезность. Вы же видите, я веду себя паинькой.

Он снова задумался. А потом, судя по всему, решил: в конце концов, я же согласился пообщаться с этим писакой. А в этом пункте все более или менее ясно, и он закрыт.

– Признаю, – заговорил он, – что мы никогда не могли даже близко подступиться к предприятиям Тересы Мендоса, хотя знали, что более шестидесяти процентов наркотиков, поступающих в Средиземноморье, проходит через ее руки… Сеньор Альхарафе прокололся на том, что касалось его собственных денег. Использовал средства в своих целях – вкладывал, переводил. У него имелись счета в иностранных банках. Пару раз его имя всплывало в связи с кое-какими не вполне ясными сделками за границей. Короче, материал был.

– Говорят, у него была собственность в Майами.

– Да. Насколько нам было известно, дом площадью в тысячу квадратных метров, который он тогда только что приобрел в Корал-Гейблз, с кокосовыми пальмами и собственной пристанью, и роскошная квартира в Коко-Плам – месте, где любят бывать адвокаты, банкиры и брокеры с Уолл-стрит. Все это происходило, по-видимому, за спиной у Тересы Мендоса.

– Кое-какие запасы на черный день.

– Можно и так сказать.

– А вы ухватили его за задницу. И напугали.

Он снова откинулся на спинку кресла. Dura lex, sed lex[78].

– Это недопустимо. Я не собираюсь выслушивать от вас подобные выражения.