— Нет, Скоморох, им добре ведомо, что славяне реки любят, там нас и будут искать. В степь надо уходить, пока росы нет, прямо через посты. Будем просачиваться.

— Как просачиваться, мы же не вода? — шепотом удивился малец.

— Ползком, мимо тех, что спят, стражников тут нет, кроме тех двоих у костра, кто же полезет через лагерь…

Они осторожно поползли поближе к костру, где не было чутких коней, а трава более всего примята ногами воинов. Медленно и осторожно, накинув свои чёрные бараньи шкуры, ползли мимо спящих воинов, почти не напрягая тел. Вдруг один из сидевших у костра воинов встал и пошёл прямо в их сторону. Все трое замерли, вжимаясь в траву. Вот хорезмиец совсем близко. Метательный нож Молчуна притаился в руке, ещё шаг, и воин с хрипом рухнет наземь… Но хорезмиец не делает этого шага, он наклоняется и теребит за плечо другого спящего.

— Твоя очередь, — говорит он и тут же ложится на место пробудившегося. Сменщик сонно озирается, потягивается и, видно, соображает, куда отойти по нужде. Помедлив и широко зевнув, воин осторожно, чтобы не наступить на спящих сотоварищей, идёт туда, откуда только что приползли изведыватели. Едва выждав ещё немного, русы начали ползти, как один дюжий воин вдруг перевернулся на спину и забормотал что-то. Ерошка вздрогнул и замер, а Скоморох едва не накинул на шею хорезмийца сыромятный ремешок. Но здоровяк, повозившись, побормотав и подвигав нервно ногами, заснул ещё крепче. Спящие хорезмийцы остались позади, но изведыватели всё ползли, подобно змеям. И не зря: за оцеплением оказались конные посты, которые неторопливо проезжали туда и сюда по полю вокруг пешего кола охраны. Некоторые стояли на месте, чутко вслушиваясь в привычные звуки ночи, не возмутит ли животных или птиц чьё-то присутствие. Изведыватели подождали, затаившись, пока мимо проехали двое воинов, и тут же поползли в степь, обдирая руки о жёсткие стебли и колючки.

— Всё, — молвил устало Молчун, — теперь можем встать и идти.

— Коли не разучились, — хихикнул Скоморох. — Как, малец, жив? Вот такая она, жизнь изведывательская, то плаваешь, как рыба, то ползаешь, что твоя ящерица. Теперь бы коней добыть. Пока хорезмийцы с хазарами наш чёлн сыщут, пока ближайшие камыши обшарят, мы уже далеко будем.

Перед самым рассветом наткнулись на табун лошадей. То ли задремали пастухи, то ли отлучились на время, но ни их, ни пастушьих собак не было слышно.

— Дядька Молчун, — шепнул Ерошка, — дозволь мне к табуну ближе подойти, я любого коня «уговорю», и он слушаться станет, меня дядя Ильгиз научил, он любого мог взять без аркана, только словом.