— И сделал бы неправильно.

— Почему же?

— Потому что через неделю тебе пришлось бы отпустить его за недостатком улик.

— Но дядюшка…

— Из десяти экспертов-графологов не больше пяти скажет, что все буквы "д" написаны одной и той же рукой.

— А остальные?

— Воздержатся от суждения. Да и что это доказывает? Леопольд Фосийон ездил по Провансу, меняя имена, — но это еще не значит, что он и есть капитан черных братьев.

— А вырванные листы из гостиничных книг?

— Невозможно доказать, что это сделал он.

— Так-то оно так, — сказал господин де Сен-Совер, — но ведь нашего убеждения это не поколеблет?

— Разумеется, — ответил господин Феро, — но, друг мой, убедись лишний раз и в том, что когда следователь пришел к твердому убеждению, он сделал только половину дела. Ему, быть может, и достаточно убеждения, но присяжным требуется нечто большее: улики.

— Да. Это так.

— А улик-то у нас и нет — по крайней мере, до сих пор не было.

— Что же нам делать?

— Ждать.

— Нужные улики сами с неба к нам не свалятся.

— Как знать…

И господин Феро рассказал племяннику, что случилось после его возвращения в Ла Пулардьер: как он разговаривал с паромщиком Симоном, как ходил в Ла Бом, как тем же вечером встречался с Леопольдом Фосийоном и как пропал коробейник Рабурден.

Поведав, как, по его мнению, коробейник был убит Николя Бютеном, господин Феро сказал:

— Вот он-то нас и выведет на преступника.