— Так или иначе, — сказал господин д’Англези, — дольше мы молчать уже не могли.

Господин де Сен-Совер кивнул, желая тем сказать: я совершенно того же мнения.

Через час кабриолет подъехал к дому начальника таможни на самом берегу моря.

От деревни он стоял на ружейный выстрел.

К господину де Сен-Соверу подошла молодая женщина с ребенком на руках.

— Моя жена, — представил ее господин д’Англези.

— Сударь, — сказал начальник таможни, — свидетельства нас троих будет вам недостаточно, но есть еще показания слуг и моего помощника, который все эти десять дней бывал у нас ежедневно и видел господина де Венаска.

Фотографии в те далекие времена еще не было, но органы правосудия уже пользовались чем-то подобным. Уезжая второй раз из Экса, господин де Сен-Совер велел сделать карандашный портрет господина де Венаска.

Сходство портрета было совершенным.

Садовник и горничная без колебаний признали в нем того молодого человека, который прожил у них десять дней.

Помощник начальника таможни также узнал его и показал еще, что 9 мая вечером, зайдя к своему начальнику за распоряжениями, он видел барона за столом.

Это показание и было тем материальным доказательством, в котором нуждался господин де Сен-Совер.

Он переночевал в Сен-Назере, на другое утро его отвезли в Оллиуль, и он тотчас же уехал в Экс.

Приехав туда, он тотчас же прошел в тюрьму к господину де Венаску и сказал ему:

— Сударь, завтра утром я с разрешения королевского прокурора подпишу постановление о вашей непричастности к преступлению, и вы будете свободны.

Господин де Венаск изумленно посмотрел на него.

— У меня, — продолжал господин де Сен-Совер, — есть доказательства, что первые десять дней мая вы провели в Сен-Назере.

Анри побледнел:

— О, сударь, если так — я лучше останусь в тюрьме!

Но тюрьма — не то местожительство, которое выбирают: немногие приходят туда добровольно, однако и не всякий волен там оставаться.