Уленшпигель и Ризенкрафт находились как раз друг против друга — один уже не в латах, а другой весь в заплатах.

Взяв метлу наперевес, точно это было копье, Уленшпигель выехал на середину поляны.

— По мне, — заговорил он, — хуже чумы, проказы и смерти те зловредные негодяи, которые, попав в дружную солдатскую семью, ходят со злющей рожей и брызжут ядовитой слюной. Где они — там замирает смех и смолкают песни. Вечно они к кому-то пристают, с кем-то дерутся, и из-за них наряду с правым боем за родину идут поединки на погибель войску и на радость врагу. Вот этот самый Ризенкрафт убил ни за что двадцать одного соратника, а в бою или же в стычке с неприятелем чудес храбрости не показал и ни одной награды не получил. Вот почему я с особым удовольствием поглажу этого шелудивого пса против его облезлой шерсти.

Ризенкрафт же ответил так:

— Этот забулдыга черт знает чего наплел о беззаконности поединков. Вот почему я с особым удовольствием раскрою ему череп, чтобы все убедились, что у него голова набита соломой.

Секунданты предложили обоим спешиться. Когда Уленшпигель спрыгнул, с головы у него упал лист салата, и его мгновенно ухватил осел, но в эту минуту один из секундантов дал ему пинка, так что осел вынужден был прекратить мирное свое занятие и удалиться с поля боя. Ризенкрафтова коня тоже прогнали. И оба верховых животных рассудили за благо пойти вдвоем попастись.

Наконец секунданты свистком подали знак к началу боя.

И вспыхнула яростная битва: Ризенкрафт наносил удары шпагой, Уленшпигель отражал их метлою; Ризенкрафт чертыхался, Уленшпигель увертывался, бегал от него по косой, по кругу, зигзагами, показывал ему язык, корчил рожи, а тот, тяжело дыша, в исступлении разрезал воздух шпагой. Он уже совсем было нагнал Уленшпигеля, но Уленшпигель неожиданно обернулся и со всего размаху ткнул его метлой в нос. Ризенкрафт упал и, точно околевающая лягушка, растопырил руки и ноги.

Уленшпигель подскочил к нему и начал без милосердия водить по его лицу метлой — и по шерстке и против шерстки, водил да приговаривал:

— Проси пощады, не то я тебя досыта накормлю метелкой.

Уж он его тер, уж он его тер, к великому восторгу присутствовавших, и все приговаривал:

— Проси пощады, не то я тебя накормлю метелкой!

Ризенкрафт, однако, ничего уже не мог сказать, ибо он умер от злости.

— Упокой, Господи, твою душу, бедный злюка! — молвил Уленшпигель и, отягченный печалью, удалился с поля боя.

14

14

Был конец октября. Принц нуждался в деньгах, войско его голодало. Солдаты роптали. Он двигался по направлению к Франции и все хотел дать герцогу бой, но тот уклонялся.