Пушкин не очень доверял Соллогубу и пригласил его отнюдь не потому, что именно ему первому хотел прочесть своё творение. Граф был начинающим литератором и одновременно олицетворял тип аристократа – человека чести. Пушкин прекрасно знал, что симпатии Соллогуба на стороне Геккернов. Но ему нужен был именно такой свидетель. Пушкин не отказался от планов публичного обличения барона, но старался предугадать, как встретит свет задуманную месть. Именно для этого он и призвал к себе Соллогуба.
Клеймя подлый образ действий министра, поэт написал страшные слова: «Вы отечески сводничали Вашему… так называемому сыну (прямая ссылка на тайный порок, доказать который не было никакой возможности. –
Поэт намеревался опорочить Геккерна как безнравственного человека и обесславить как дипломата, не умеющего предвидеть ближайших последствий своих действий. С этой целью он подробно описал свои достижения в расследовании истории с пасквилем: «…с первого же взгляда я напал на следы автора… Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других… вы должны отдать мне справедливость, признав, что были побеждены по всем пунктам»1106. После указания на дипломатическое поражение Геккерна Пушкин без обиняков назвал его автором анонимных писем (что не соответствовало действительности).
В конце письма Геккерну предлагалось самому найти достаточные основания, «чтобы, – писал Пушкин, – побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела»1107. Эти слова доказывают, что поэт готов был унизить нидерландского вельможу даже не пощёчиной, а плевком в лицо. Уберечь барона от такого поругания мог разве что отъезд из России. Письмо заканчивали слова о том, что Пушкину «из этого жалкого дела» «легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев». Слова служили ответом на «диплом», якобы составленный Геккерном. Каким рогоносцам предполагал посвятить свою главу Пушкин, остаётся загадкой.
Поэт долго и терпеливо воздвигал свой дом, руководил женой, которая была по существу творением его рук. Теперь же он безжалостно рушил стены и крышу дома, рискуя погибнуть под его обломками. В гневе он был беспомощным. После всех оскорблений Пушкин жаловался человеку, которого считал злейшим своим врагом: «Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце моё чувствительно». При всём поразительном знании человеческого сердца поэт был по-детски простодушен.