«Богдан из товарищей стал тебе паном, — увещевал Олекшич Богуна, — не только вы, казаки, но и церковь православная ныне оказалась в бедственном положении. Вместо святейшего и первейшего среди патриархов константинопольского она обязана повиноваться московскому патриарху. Народ ожидают беды, король будет воевать с казаками, покуда они не подчинятся его воле по-прежнему».

Письма Станислава Потоцкого и Олекшича Богун переслал Хмельницкому, но гетман, сам умевший запутать своих противников, был настороже.

Казалось бы, если Хмельницкому нельзя отлучиться от дел Войска Запорожского, то в Москву надо было ехать Выговскому, посольство обязано добиться от царя подтверждения прав Войска Запорожского на вольности, договориться о совместных действиях против королевских и татарских войск. Но Выговский, видно, боялся показаться в Москве. Боялся чрезмерной ласки для себя. Неосторожное слово могло обнаружить перед казаками его шпионаж в пользу Москвы. Это была только одна из причин отказа Выговского возглавить посольство. Поехать в Москву — значило выставить себя ее откровенным приверженцем. Это могло обернуться для писаря потерей тех людей, для которых он — будущий гетман и которые надеются, пережив Хмельницкого, отбить у народа тягу к Московскому царству. Сторонников своих генеральный писарь терять не желал.

Вот и прибыли в Москву за великими царскими милостями люди не первостепенные.

Алексей Михайлович был недоволен невысоким уровнем посольства, но он готов был извинить Хмельницкого: война ведь и впрямь не за горами. Да и ничто не могло огорчить надолго молодого царя. Месяц назад, 5 февраля, царица Мария Ильинична подарила государю наследника, кровиночку Алексея Алексеевича. Первый сын царя Дмитрий упал во время путешествия в Кирилло-Белозерский монастырь в воду и захлебнулся.

Добротное рейтарское войско показывало царю славную выучку, солдаты палили залпами дружно, ружья заряжали скоро.

Алексей Михайлович сам подошел к казацким послам.

— Довольны ли вы моим войском? — спросил он, глядя больше на полковника Тетерю.

— Ваше царское величество, — поклонился полковник, — московское войско иноземного строя ходит и стреляет премного лучше самих немцев.

Государь просиял.

— А каково мое войско в сравнении с войском короля?

— Никакого сравнения, ваше царское величество! — поспешил вставить словцо судья Богданович.

— Но устоит ли королевское войско против моего?

— Никак не устоит! — в один голос гаркнули прехитрые послы.

Государь пошел на свое место, а возле казаков началось движение, бояре и думные люди спешили обогреться возле обласканных царской милостью.