Вейде скорее всего послал бы того непрошеного гостя к чёрту — так устал за день, но в воинском деле генерал знал толк и с первого взгляда определил, что офицер проскакал добрых три сотни вёрст, не слезая с седла, а три сотни вёрст ради удовольствия не скачут.

— Слушаю, — сказал генерал.

Из-за отворота плаща офицер вытащил большой серый конверт и протянул его Вейде. Генерал, не вставая с кресла, взял письмо. Сощурился на печати и подтянул ноги. На алом сургуче он узнал царский вензель.

В пляшущем свете камина командующий прочёл: «26 сентября сего 1716 года из Москвы в Копенгаген выехал наследник, царевич Алексей...»

В письме сообщалось, что два месяца сведений о высокой персоне не имеется. Офицерам корпуса указывалось отыскать след путешествующей особы и следовать за ней тайно.

«Тайно!»

Вейде дважды перечитал письмо. Сжал челюсти. На скулах проступили тугие желваки. Старый рубленый шрам от виска к щеке — память об Азове — налился кровью. Письмо обескуражило и испугало командующего.

Генерал вытянулся в кресле, глядя в огонь.

Вейде был не из робких. Участвовал во взятии крепостей, считавшихся неприступными, и не хоронился за спины чужие, но в раздоры царской семьи не входил никогда и трезвым немецким умом полагал: не приведи господь иметь такую честь. На крепостной стене пуля, может, и пролетит мимо, шрапнель пощадит, а во дворцовых интригах среди пышных париков, парчовых камзолов, золотом шитых робронов красавиц голову сложишь всенепременно. Случаев к тому было множество. У русского царя был Преображенский приказ с застенками глубокими, железом обитыми, от упоминания о которых мороз драл по коже, были и заплечных дел мастера, что с пятого удара кнутом перешибали человеку хребет.

«Тайно!»

Когда отдаётся такой приказ относительно лиц царствующего дома, то крепко подумать надо. Лица царствующие слежки за собой не любят, а тех, кто ведёт её, помнят долго.

«Нет, — подумал генерал, — калач сей сух и губы обдерёт. Эх, лучше бы не получать такого письма, — пожалел он, — но вот оно, в руках. Хрустит ломкая бумага, и сургуч сыплется на зелёные полы мундира».

Соображая, как лучше поступить, Вейде вертел письмо в руках. Многотрудный опыт подсказывал: дело с царским наследником неладно. На мгновение командующий увидел тёмное лицо Петра с глазами пронзительными, глядящими сквозь человека; бледный лик царского наследника с жидкими волосёнками, спадающими с угловатого, вдавленного в плечи затылка. Подумал: «Знать бы, чем обернётся участие в том розыске завтра и через годы».

Офицер у дверей стоял молча. С плаща, с ботфорт на кирпичный, затоптанный пол налилась лужа. Но не брякнула на нём ни одна пряжка, не скрипнул ни один ремешок. Понимал он: дума у генерала нелёгкая.