Подскочил денщик. Рожа рябая, глаза быстрые. Генерал отдал конверт, снял плохо гнущимися пальцами с цепи на толстом животе ключ и проследил внимательно, как денщик уложил письмо в походный железный ящик. Вновь тщательно прицепил ключ к цепи и, кряхтя, стал натягивать ботфорты. Морщился. Ботфорты ссохлись у огня и на ноги не лезли.

Ствол берёзы в камине развалился россыпью жарких золотых углей. Комната осветилась багрово.

Генерал поднялся с кресла. Он был двумя головами выше и денщика, и царёва посланца. У офицера из Амстердама даже лицо вытянулось. Но Вейде и без того знал, какое впечатление производит его могучая фигура.

— Мне приказано, — отрапортовал офицер, — участвовать в вашем предприятии.

— Как звать? — спросил генерал.

— Капитан Александр Румянцев, — ответил офицер бойко.

Мимо дома спешно маршировал отряд солдат. Из-под ног летела грязь. Солдатских лиц было не разглядеть за дождём, только медные кики посвечивали над головами. Офицер на коне возвышался над строем тёмной горой. Ветер заваливал лошадиный хвост на сторону. Офицер разевал рот, кричал, но голоса не было слышно.

«Дорога до Москвы трудна, — думал генерал, — но навряд ли царевича забили воры дубинами в литовских лесах или польских пущах. Царевич не глуп, один не поедет, да и за золото царское коней ему дают не морёных. А бродяга что ж? Бродяга зимой в лесу голоден, и конь у него хром».

Генерал отвернулся от окна:

— Путь из Москвы в Копенгаген непременно лежит через Митаву, а потом уж через Мекленбургию и далее. Немало харчевен, почтовых станций и постоялых дворов по пути, но начинать, я думаю, всё же надо с Митавы. Город сей стоит на большой дороге, и народ там торговый, воровской и дерзкий.

Генерал замолчал, глянул на денщика. Тот без слов, приседая от усердия, вылетел в дверь пулей. В окно видно было, как пробежал он через дорогу, прикрываясь от дождя драной рогожей.

— Людей, — сказал Вейде офицеру, — я дам для розыска надёжных. И таких, что молчать умеют.

И опять за окном пробежал денщик. Загремели по камню шаги. В комнату вошли два крепколицых усача. Встали истуканами у входа.

Генерал кашлянул глухо и, как крепкие дубовые колоды, непреклонно сжал губы...

Через самое малое время из Ростока вышел на рысях небольшой конный отряд. Видно было, что люди поспешают.

Из оконца одного из последних домишек деревушки глянуло на всадников измождённое старушечье лицо. Что, мол, там за шум и кто шумит? Не сбавляя шага, отряд проскакал мимо. Старуха поднесла руку ко лбу, перекрестилась. Время было такое, что, если военные люди не задерживались у твоего двора, — благодари бога.