* * *

Меншиков приехал домой в мокром, хоть отжимай, платье. Шуба коробом стояла. Но князь был весел.

В порту воровство случилось. На причал вместо дубового крепкого бруса гнильё дали. Тем лесом порченым причал одели, а он земляного напора не выдержал, развалился и пополз в Неву. На рейде суда и английские, и голландские, и ганзейские стояли. Ждали швартовки. И вдруг такой конфуз.

Капитаны сердились. Простой денег стоит. Грузиться надо да в море идти, а ты стой и неведомо сколько. Меншиков, мотаясь по причалу, и кричал, и дрался, наконец не выдержал, сам в воду ледяную залез.

Причал исправили.

Всё то, отогреваясь у камина, Ментиков не без хвастовства рассказывал своему камердинеру, старику почтенному, седому как лунь, умеющему молчать сколько надо, выслушивая своего господина. На речи князя хвастливые он всегда отвечал поощряющей улыбкой. Улыбнулся и сейчас.

Взглянув на слугу, Ментиков сказал недовольно:

— Что лыбишься-то? Аль не веришь?

— Что вы, что вы, батюшка! — отвечал камердинер. — Как я смею не верить? Я к тому, что человек вас ждёт.

— Какой человек?

— Сказывал, что вы прийти велели.

Сбросив мокрую одежду, князь накинул беличий тулупчик лёгкий и вышел к ожидавшему его человеку. Тот — кривой, рожа опухшая — подступился к князю смело. Зашептал на ушко. Был тот человек подьячий Посольского приказа — выпивоха злой, но проныра и плут, какого сыскать трудно.

Светлейший за делами ежедневными советов Фёдора Юрьевича Ромодановского не забыл. И за Лопухиными, как говорил старый князь, приглядывал зорко. Для того и был им приставлен подьячий Фёдор Черемной.

О Лопухиных Меншиков знал теперь, почитай, всё.

Род был из старых и многочисленных, но захудалых. Деревеньки их бедны, и, хотя бояре холопов немало за собой числили, крепеньких почти что и не было. У одного мужика овца да полдюжины кур щуплых, у другого коровёнка, но молока и кружку не нацедишь, у третьего есть лошадёнка, но неизвестно, то ли она плуг тянет, то ли мужик плугом её на ногах держит. Оброк собирали великим битьём. В деревнях всегда вой стоял. Батогов и два и три воза изведут, пока положенное выколотят. А с кого выколачивать? Амбары у мужиков с осени пустые стояли. Собаки по дворам тявкали с голодухи, да вороньё на поломанных вётлах орало.

Когда царица Наталья Кирилловна присватала девку Евдокию у Лопухиных за молодого Петра, радость в роду была безмерная. Экое счастье привалило: дочку за царя выдать!

Думали: «Теперь поправимся. Возродятся Лопухины, богатством огрузимся». Не верили даже в удачу такую. Не одну молитву благодарную прочли и не одну свечу поставили.