Пётр, глядя на склонённого над бумагой Шафирова, вдруг вспомнил, как впервые увидел Балтику. К берегу они подскакали с Меншиковым. Пётр соскочил с коня, бросил Алексашке поводья. Среди тяжёлых валунов вскипала волна, пенилась, играла. Пётр по колено вошёл в воду, наклонился, зачерпнул полную горсть, плеснул в лицо и засмеялся, оборотясь к Алексашке. Вода была солона и обожгла губы, но Петру горечь та показалась мёдом...

Шафиров осторожно кашлянул. Пётр взял бумагу, прочёл написанное. Подумал: «На то французы должны пойти. Золото всем дорого. А в Карла они сейчас не шибко верят. Золото валить ему не под что... Золото под победы дают, а не под поражения. Надо давить на них. А Карл без денег задохнётся».

Вернул лист Шафирову, сказал:

— Вот так и бейте в одну точку. Не мытьём, так катаньем, а договор вырвать надо.

И согнулся. В низу живота резануло, как ножом.

* * *

Драгуны бегом через двор бросились, и Румянцев услышал, как звякнула выхватываемая из ножен шпага.

«Милые, — мелькнуло весело в голове у офицера, — ну что ж...»

И он даже фыркнул, как кот. Схватился за эфес, но тут же и осадил себя: «Нет, ребята, шалишь. Шпага мне ни к чему. То вам, баловства ради, вольно пороть друг друга клинками». Метнулся к карете, чуть в стороне стоявшей, выворотил оглоблю. Подкинул в руках: оглобля ничего себе была — крепкая. Разом решил: «Так-то сподручнее. Кто да кого оглоблей огрел — дело тёмное. Может, драгуны Гретхен какую ущипнули. Мужики, видать, по тому делу не слабые, вот и получили орясиной в лоб. А шпага — то уже серьёзно».

Первый из драгун, бросившийся на Румянцева — фехтовальщик, полагать, зело умелый, — выбросил приёмом хитрым клинок и достал бы офицера, но тот, минуты не сумняшеся, оглоблю поднял и ахнул драгуна по пышной шляпе. Петушиные яркие пёрышки, украшавшие шляпу, брызнули в стороны. Драгун руками взмахнул и сел на зад бесславно.

Второй, видя, что виктории дружок его не одержал, забежал к Румянцеву со стороны и хотел было ложным финтом сбить с позиции, но тот, и в том случае решив, что ни к чему манёвры сложные, оглоблей бойца императора германского огрел.

Но ударил не со всего плеча, а так, вполсилы, без потяга, дабы не зашибить мужика серьёзно, а только пыл охладить излишний. Драгун повалился на землю кулём мягким. Лёг спокойненько и ножками не дрыгнув, словно бы отдохнуть решил после застолья доброго.

«Эх, иноземщина, — подумал Румянцев, — любите вы покрасоваться со шпагой... А вот против дубины вам трудненько».

Бросил оружие немудрящее и к стене кинулся. Обдирая ладони, вскарабкался наверх, перевалил на улицу. Стукнулся каблуками о крепкие плиты мостовой, выпрямился, отряхнул плащ и пошагал, как ежели бы произошедшее минуту назад за стеной каменной не с ним приключилось, а с дядей чужим.