— Подь сюда!

На плечико своё указал. А ворон и голову в сторону отвернул, хотя всегда был послушен.

Боярин разгневался пуще прежнего, людей разогнал и, не надев штанов, пошёл по дому. И в конюшне побывал, и в кухню чёрную зашёл, и в верхние светёлки поднялся, где под чердаком ютились старухи приживалки. И везде с боем, с криком. Может, пожара испугался, или другая какая мысль у него была. Вслух не сказывал.

Случай тот весь дом перевернул. И вот некстати тут объявили, что пожаловал Александр Васильевич Кикин. Боярин спешно штаны натянул и встретил его в дверях. Не виделись они давно, с похорон Фёдора Юрьевича Ромодановского. Да и тогда лишь переглянулись, а разговора у них не было. Народ вокруг толпился, и слова не скажешь, чтобы в чужие уши не влетело.

Боярин разговор начал с рассказа о вороне учёном. Губы у Лопухина тряслись. Кикин не дослушал, сморщился: дескать, что там ворон или уж поглупели вовсе. Лопухин хотел было обидеться, но Кикин сказал о визите Меншикова с товарищами к нему и о вопросе светлейшего относительно наследника. Лопухин о вороне забыл. Александр Васильевич голову опустил и зябко плечами передёрнул.

На стол люди начали подносить заедки разные, вино поставили в штофе богатом, но боярин на холопов ощерился. И дверь в покои, где они сидели, прикрыли плотно. По дому теперь более как на цыпочках никто ходить не смел. Боярыня и та под иконы села и, губы сложив благолепно, застыла, не ворохнётся. Воробьи — шальная птица — под окнами только и орали яростно. Ну да им и боярский приказ не приказ.

Гость сидел молча. Лопухин глазами ворочал, приглядывался к Александру Васильевичу и решил: «Скушный ты что-то, скушный. Нехорошо».

А Кикин о своём думал.

Со дня визита светлейшего прошло времени немало, но Александр Васильевич о вопросе его коварном никому не говорил, думал: «Время всё залечит». А теперь вот прикинул, и так у него вышло: время временем, а вскроется его участие в побеге наследника — дыбы не миновать. И Ромодановский Фёдор Юрьевич вспоминался ему всё чаще. Больше всего пугала Кикина тишина. Вестей от Алексея из-за границы никаких не приходило, да и здесь, в Питербурхе, люди, что из сильненьких, тоже помалкивали. А тишина не к добру. Страшно, когда тихо.

Думал, думал Александр Васильевич, с кем поговорить, как проведать, что там с наследником, и к Лопухину наехал. Для всего рода их — Лопухиных — наследник надежда. Они-то не выдадут.

— Тебе бы, боярин, — сказал Кикин, — промеж знатных людей разговор завести, где, мол, наследник. О преемнике царском беспокоиться надо. Пётр-то вон опять, говорят, приболел в Париже. Сильно хворый. Всё бывает, и цари не вечны.