— Непременно… — уже с полупоклоном Вотье взял небольшую картонку золотистого цвета, глянул на неё и добавил, с трудом лопоча незнакомые слова: — Ва-сы-лый Мы-ха-ло-вы-ч…

VIII

Номера располагались на втором этаже. Верейские успели немного отдохнуть, пока им готовили ужин. Пригласить гостей к столу Вотье гарсону не доверил. Поднялся сам. Втроём они спустились в обеденный зал. Консьерж, он же и метрдотель, отвёл Верейских в дальний угол зала к столу. Он стоял на особицу, рядом уютно — так ещё лопаются каштаны в жаровне — потрескивали дрова в камине.

— Хоть лето нынче и прохладное, но хозяин запрещает разжигать огонь, экономит на дровах, — комментировал Вотье, пока отец с сыном усаживались. — А как узнал, что за гости заселились, тут же приказал растопить камин и усадить рядом. И, я так думаю, подальше от любопытных глаз и ушей.

С этими словами всезнайка заговорщицки подмигнул Кириллу и отбыл в сторону кухни. Мальчик вопросительно смотрел на родителя, но тот не замечал этого.

Сын лишь однажды застал отца в таком состоянии. Они тогда ехали по мосту через Неман и увидели, как опрокинулась лодка, где плыли мужик и баба с ребёнком. Движение тут же замерло, люди повыскакивали из телег и колясок — всех интересовало, чем всё закончится.

Василий Михайлович разом оказался у перил, вот-вот — и кинулся бы спасать бедолаг. Но тут он обернулся, увидел Кирилла и остановился. Когда сын подошёл к отцу, тот обнял его, продолжая вглядываться в речную гладь.

IX

Сейчас был момент, очень похожий на тот. Неясно лишь, кого сегодня ожидал увидеть князь. Тогда, на мосту, все ждали одного — появится чья-то голова из воды или нет. В конце концов вынырнула лишь одна — бородатая, с глазами — чайными блюдцами от испуга и линялой мочалкой волос.

Через какое-то время в дверях появился и хозяин «Macha». Он вошёл с улицы, его спутник — рослый малый со щекастой ряхой — присел в кресло у дверей. Пока Дефорж не спеша шёл к их столу, князь имел возможность хорошо рассмотреть его.

За те девять лет, что минули с их единственной встречи, он довольно сильно изменился. На первый взгляд — отпустил длинные волосы и мало ухаживал за ними, погрузнел. Его шаг утратил пружинистую лёгкость. Такой бывший гвардии корнет уже не вскочил бы стремглав в карету. Вдобавок левую руку на груди удерживал синий шарф, повязанный на манер орденской ленты.

Зрелище не самое приятное, но Верейский не хотел выдавать истинных чувств и улыбнулся одними краешками губ. Подошедший вопросительно и недобро глянул в ответ, заподозрив насмешку.