— Подь, — говорит, — сюда. Чего узнала то я — в Суне эвакуированная живет из Ленинграда. Так она заведующей магазина там была. Бают рубашки у нее мужские — ну просто на загляденье — модные в полоску мелкую.

— Нюр, так и денег — то нет, зачем и идти то, мало ль у кого что есть…

— Да ты погодь, Тась, деньги-то ей и не нужны, на что они, коль есть нечего, она товар на картошку меняет.

— Слава Богу, уродилась картошка-то нынче. Вот уж и сушить ее начали в печи, в сельсовете принимают сушеную для фронта, солдатам.

— Давай нынче уговорим Ивaныча, даст поди лошадку, дак и съездим в Суну-то.

Решили подружки ехать за нарядными рубахами для мужей, воюющих где-то далеко на Западе.

И что поражает, верили, глубоко верили, что кончиться скоро война проклятая и вернуться их мужики, живы и здоровы, с победою вернутся.

С высоты нашего времени сама вера в это светлое будущее кажется чудом. Каков же человек на Земле, и тяжело и больно и страшно, будущее как в пелене, далее недели не загадаешь, а вот же верят две русские женщины — придут их мужики с войны и достанут они тогда из сундуков деревенских новые рубашки в мелкую полоску…

С погодой в день поездки «по рубахи» повезло. Теплый ветерок выбивал из-под платка пряди волос, ласкал лицо. В нос ударял пряный запах полевых трав вперемешку с хвойным ароматом северного леса.

Да только Иваныч подкачал — не дал ни упряжи, не лошади.

— Каждая животина на счету, а они посмотри чо удумали! Нет не дам и не просите!

— Да и что за блажь, рубахи — война ведь, неровен час, в вы рубахи. Эх, девки, отступитесь-ка покуда.

Да разве ж, какой-то бригадир остановит русскую женщину, решившуюся на что-то. Нет!

Погоревали, что безлошадные, да и в путь собрались. Картошки по два ведра в рюкзак за спину и давай Бог ноги. Путь не близкий, километров 15 будет.

Пошли. По-крестьянски неспешно, сберегая силы на дальнюю дорогу. В начале и разговор вели о делах деревенских, о нынешнем урожае.

Затем и о войне — когда ж наконец этого зверюгу Гитлера с евонными полчищами наши бойцы изведут.

— По радио говорят, драпает немец — то, до границы уж недалеко.

Но постепенно усталость дает о себе знать — дышать труднее, при каждом шаге ноги все труднее оторвать от земли и в спине ныть начинает.

Отдохнут совсем чуть-чуть и опять в путь — успеть бы. Вернуться надо засветло. Дома еще дел полно. Да и банька сегодня — дело святое.

И разговоры постепенно затихли, только ноги в дорожной пыли двигались ровно и ритмично, словно маятник.