— Синьор, — обратился Тревес к собравшемуся уходить посетителю, — хотел бы, чтобы вы ознакомились. — Подал книгу. — Это мой роман «Энтузиасты». Я тоже писал когда-то... Прочитайте, встретимся — выскажете свое мнение.

Роман не вызывал у Сергея восхищения. Рассказывалось в нем о восстании в Милане 1848 года, однако повстанцы, революционеры изображались такими, что смахивали на сообщников из анархистских групп и группок, не имевших ничего общего с подлинной демократической борьбой. Все же Кравчинский (здесь он несколько погрешил против собственной совести) не хотел портить отношений с влиятельным издателем, он решил перевести книгу, кое-что так меняя в процессе перевода, чтобы подчеркнуть революционность масс, справедливость их борьбы.

Обо всем этом, разумеется, Тревес и не подозревал. Сергей сказал ему, что попробует перевести его произведение и рекомендовать какому-нибудь русскому журналу.

— Синьор Горский, — сказал ему при встрече Тревес, — европейская пресса полна сенсаций о русских нигилистах. Вы сами понимаете — пишут, что взбредет на ум. Что вы скажете, если мы вам предложим выступить по этому поводу с серией статей, корреспонденций, боцетов, то есть очерков, — ваше дело, как вы их назовете? Надеюсь, вам известно, что сейчас происходит в Северной Пальмире, во всяком случае, известно лучше, чем всем другим. — Тревес посмотрел на своего собеседника с улыбкой. — Мне кажется, что это так, маэстро.

— Я должен подумать, синьор Тревес. Предложение ваше заманчиво, однако мне не все достаточно хорошо известно, — уклонился от прямого ответа Кравчинский.

— Думайте, синьор. Нашим читателям это было бы интересно. Плачу вам двадцать пять франков за штуку в двести строк. Думайте. И еще скажу — нас интересуют факты, факты...

Фонтана советовал не упускать случая, впрочем, эта мысль пришла и самому Кравчинскому, однако... не раскроет ли он себя этими корреспонденциями? Как посмотрят на них товарищи женевцы? Возможно, придется снова спрятаться за псевдоним. Конечно, ничего другого и придумать нельзя, хотя вскоре все в Италии догадаются, что из русских эмигрантов такие статьи может писать только он один. А если перед публикацией пояснить, что статьи или корреспонденции присланы из Женевы? Пусть думают, пусть ищут автора там... Тревес соглашается тоже, для него даже лучше... всем известно, что в Женеве, в Швейцарии, — основное ядро русской эмиграции. Стало быть, материалы получены из первых рук.

Так и договариваются: Кравчинский делает две-три корреспонденции, в которых проливает свет на зарождение нигилизма в России, а потом посредством рассказов о наиболее интересных личностях дает характеристику движения в «лицах и образах».