Когда к утру она утомилась и оставила в покое изумительный инструмент, доставивший ей столько блаженства, уже подходил час, когда служанки должны были явиться в ее покои, дабы помочь с облачением.

В ночь перед возвращением императора она тоже призвала в свою постель Немого и наслаждалась до утра, хотя это было несколько рискованно.

— Это так приятно, но мало, мой нежный друг! Я не желал бы останавливаться, хотел бы, чтобы все это длилось дольше! — с упреком заметил супруг, когда она непривычно быстро исполнила свою обязанность.

— Не стоит добавлять иней к снегу, ваше величество! Если бы вы только знали, как раскалывается от боли моя голова! — жалобно простонала она.

У-хоу намеренно использовала пословицу, означавшую, что Гао-цзуну не стоило усугублять дело. Необычное отступление от привычек было вполне обдуманным. Уже несколько месяцев она знала благодаря сведениям, получаемым от Немого, что император зачастил к молоденьким наложницам, отдавая предпочтение девственницам, на которых оказался особенно падок.

— Не хотите ли вы, чтобы я послал к вам хорошего врача?

— О нет, это невозможно! Ведь все они — даосы, а им запрещено входить в пределы дворца! Последний придворный доктор, что меня осматривал, только потрогал виски пальцами и пообещал, что головная боль пройдет! Конечно, она не прошла! Без правильно составленных лекарств я никогда не смогу исцелиться! — вздохнула она.

— Но ни один придворный конфуцианец не станет советоваться с даосом фан-ши! — нахмурился император Гао-цзун.

Борьба за влияние между конфуцианцами и даосами шла давно. Конфуцианцы преобладали среди чиновников, вплоть до самых высших, и правители империи Тан опирались на их помощь. Верные слуги государства, образованные и деятельные, они проходили долгий отбор и обучение, словно крупицы песка, просеянные сквозь самое мелкое сито, в роли которого выступала вся огромная административная система империи. Однако они были заинтересованы в сохранении собственных привилегий, а это порой входило в противоречие с государственной выгодой.

Что касается даосов, славившихся пристрастием к магии и алхимии, а также разработавших сложную философию индивидуального развития личности, — их рассматривали как противников коллективной морали, которую защищали конфуцианцы. Последние обвиняли даосов в том, что те подогревают несогласие в обществе и подрывают основы империи.

Тем не менее странные «длинноволосые монахи» продолжали пользоваться уважением и сохраняли ореол святости, иногда сиявший ярче, чем авторитет конфуцианцев. Но доступа во дворец им не было.