— Горе мне, горе! Из-за меня погибли два невинных человека, привратники! Я никогда не осмелюсь предстать перед Пятью Защитами! Ом! Императрица У-хоу будет обращаться со мной, как с собакой, и поделом! Рамае сГампо проклянет меня! Я — ничтожный и недостойный! Ом! Меня отвергнет Авалокитешвара, всегда даровавшая мне свое покровительство! Ом!

— А ты мог бы отвести нас к главе манихейской церкви? — попросил Святой Путь Из Восьми Ступеней. — Нам нужно передать ему важные сведения.

Море Покоя принял их сразу. Он выглядел совершенно подавленным и растерянным. Разгром мастерской и теплицы, где только-только удалось наладить работу, оказался для него слишком жестоким ударом. Все планы рухнули!

Кинжал Закона вкратце объяснил ему, зачем они с товарищем приехали в Турфан.

— Да, я знаю настоятеля того монастыря, о котором ты говоришь. Мы поддерживаем добрые отношения с махаянистами, но у каждого свои дела. Не буду скрывать от вас, у меня сейчас очень тяжелые проблемы… — пробормотал старейшина манихеев, сокрушенно качая головой. — Если у меня не будет возможности изготавливать шелк, я ничем не смогу помочь вам.

— И что вы собираетесь делать, Совершенный? — осторожно поинтересовался Святой Путь Из Восьми Ступеней.

— С недавних пор императорский закон дозволяет Церкви Света исполнять культ на землях Китая. Я думаю как можно скорее перебраться в Чанъань и там добиться аудиенции у императрицы У-хоу. А там посмотрим!

Кинжал Закона чувствовал, как бодрость духа и надежды на поворот к лучшему начинают оставлять его, словно воздух покидает продырявленный мешок из свиной шкуры, какие используют в качестве плотов в Китае при переправе через Желтую реку.

— Уже поздно. Нам надо отыскать какую-нибудь скромную гостиницу, надвигается ночь, — заметил Кинжал Закона, опустошенный и обессилевший после тяжелого дня.

— Вы позволите присоединиться к вам в поисках дарующей отдых постели? Теперь я не знаю, куда направить стопы, а я так устал! — жалобно попросил ма-ни-па.

— Конечно! Миска горячей похлебки и уютное ложе пойдут на пользу каждому из нас! — И они отправились вместе.

Действующий постоялый двор нашелся на самом краю города. В общей комнате уже сидели выпивающие, стоял приглушенный гул голосов, характерный для подобного заведения. Вторжение тюркютов служило темой всех разговоров, а слуги торопливо подносили взволнованным гостям все новые кувшины рисового вина.

После бараньей похлебки с лапшой и специями глубокий сон навалился на них мгновенно, несмотря на переживания.

— Что ты теперь собираешься делать, о ма-ни-па? — спросил Кинжал Закона на следующее утро, когда странствующий монах проснулся слегка приободренным и спустился, чтобы позавтракать.