Нори закрыла глаза и попыталась почувствовать то, что чувствовала, впервые услышав игру Акиры. Чувство чужое и одновременно знакомое, замысловатое и простое, и, хотя по спине пробегали мурашки, неизменно теплое.

Еще через три часа вышла горничная: сообщила, что гости прибудут в течение часа, и нужно переодеться.

Музыканты, казалось, знали, куда идти, и оставили Нори в одиночестве.

– Прошу вас, госпожа, – произнесла горничная. – Наверху есть комната, где вы можете переодеться. Я уже разложила ваше платье.

Нори кивнула и последовала за женщиной по винтовой лестнице. На верхнем этаже даже не все стены были окрашены. Очевидно, в доме никто не жил.

Стараясь не порвать тонкую ткань, Нори надела мерцающее белое платье, изначально принадлежавшее высокой Элис. Приходилось идти осторожно, чтобы не споткнуться.

Она высвободила волосы из пучка и перекинула через левое плечо, закрепив правую часть длинной заколкой из слоновой кости. Потом слегка подкрасила губы помадой и, прищурившись, посмотрела в зеркало.

Было слышно, как внизу несколько раз открывалась и закрывалась входная дверь, доносились звуки смеха – громкого, напыщенного смеха, принадлежавшего людям, у которых слишком много денег и слишком много свободного времени. Нори села на край кровати и вздохнула. Нет смысла молиться о силе.

В дверь постучали.

– Минуту.

Дверь все равно открылась, и вошел Акира – в концертном костюме, с красной розой, приколотой к лацкану, с зачесанным гелем волосами.

Он приподнял бровь, увидев ее потрясенное лицо.

– Ой, да ладно! Ты же не думала, что я позволю тебе меня опозорить.

Нори бросилась в его объятия.

– Аники!

– Хотел тебя удивить, – тепло сказал он. – Ты всегда жалуешься, что я слишком серьезен.

– Но… но ты же в Вене!

– Примчался обратно. Едва успел. Я приехал всего несколько часов назад и не задержусь надолго. Возвращаюсь через три дня.

Она подняла на него глаза, и ей с трудом удалось сдержать слезы радости.

– О, слава богу! Теперь ты можешь играть вместо мен-я.