Она говорит о том, какую роль играю в ее жизни я. Она ищет свободы. Это все, чего она хочет, к чему стремится, чего надеется достичь. Освобождение. Она хочет освободиться не только от наркомании, но вырваться из порочного круга любви и потерь, надежд и неудач, не возвращаться в прошлое, которое ненавистно. Сегодня она подумала, что потеряла меня. И тогда ей показалось, что она потеряла себя. Как будто захлопнулась дверь, и она осталась одна в тюрьме, где возможно только саморазрушение. Хочет сопротивляться, но не на что опереться. Только наркотики, одинокое мрачное прошлое позади и одинокое мрачное будущее впереди. Тогда ее охватил голод. Он требовал крэка. Требовал таблеток. Требовал того, что убьет боль. Она задумала сбежать и уже была готова сделать это. Уже представляла, как все произойдет. Она доберется до автовокзала в Миннеаполисе, там будет попрошайничать, чтобы купить билет до Чикаго. Попрошайничать или чего похуже. В Чикаго сходит к бабушке повидаться и попрощаться. Попрощаться с единственным человеком в жизни, который любил ее. Сказать ей прощай. Есть другой путь к освобождению. Прощай.

Мы останавливаемся. Садимся на скамейку, резную деревянную скамейку. Озеро перед нами, оно самое маленькое, покрылось льдом. Подо льдом неподвижная безмолвная тьма. Сидим на скамейке, я держу ладони Лилли в своих. Согреваю их. Говорю, как рад, что она не сбежала. Больше, чем рад. Говорю, если б она сбежала, я бы тоже сбежал. Разыскал бы ее, не дал ей проститься ни со мной, ни с бабушкой, ни с жизнью. Жизнь – это все, что у нас есть, ей нужно дорожить. И без того мы уже испортили немалый кусок своей жизни, и я, и она, и такие, как мы. Очень даже большой кусок. Нужно дорожить тем, что осталось. Бороться за эту жизнь. Ценить ее. Постараться прожить по-человечески. Постараться полюбить. Я все равно разыскал бы Лилли, убеги она. Я никуда не отпущу ее. Буду бороться за нее. Опекать ее. Сам буду жить. Буду жить, чтобы любить ее. Я держу ее ладони в своих. Согреваю их.

Мы встаем со скамейки, продолжаем путь. Рука в руке, мы идем и разговариваем, как обычные люди, которые живут по-человечески, любят друг друга и гуляют. Дорожка ведет нас вдоль берега, покрытого льдом, сквозь заросли желтой травы и приводит к деревянным мосткам. Мы стоим на мостках, курим. Смотрим в темноту, вдаль, на болото. На этот раз выдра не показывается. Мы смотрим на воду. Держимся за руки. Молчим. В словах нет необходимости.

Докурив, идем обратно в сторону леса. Тропинка, которая опоясывает клинику, принадлежит нам, больше на ней ни души. Мы просто гуляем. Совсем как обычные люди. Поднявшись на холм, садимся на холодную землю, смотрим сверху на корпуса из бетона и стали, которые напоминают нам о прошлом. Там слишком белые, слишком освещенные коридоры, для кого-то – Ад, для кого-то – Чистилище, для кого-то – искупление грехов. Корпуса стоят тихие, солидные. Я не хочу возвращаться туда. Вернуться туда – значит расстаться с ее руками, телом, глазами, губами, бледной кожей, длинными черными волосами, длинными и черными волосами. Вернуться туда – значит расстаться с ней. Я не хочу возвращаться.