В последний раз сжимаю Илиана в объятиях. В последний раз его взгляд устремлен на меня. В последний раз я не чувствую себя ни матерью, ни супругой, ни добычей – только женщиной. В последний раз сознаю, что я красива, независима, бессмертна, что живу трепетным чувством любви, в полном согласии с моими самыми потаенными желаниями. В последний раз наступает парад планет, когда все они выстраиваются в ряд, когда Вселенная внезапно обретает божественную гармонию и все, что есть в мире, от бесконечно великого до бесконечно малого, ласкает каждый миллиметр моей кожи, согревает каждую капельку моей крови, каждую клеточку моего сердца. В последний раз чувствую себя свободной, в последний раз мы занимаемся любовью.

Плохо занимаемся. Слишком озабочены тем, чтобы все было идеально. Слишком торопимся. Слишком боимся бездны, которая разверзается у нас под ногами. Мы впиваемся друг в друга. Как изголодавшиеся звери. Номер 248 в отеле Great Garuda. В панике после нескольких сообщений, которыми мы обменялись.

Моему мужу все известно. Мне на это плевать. Я хочу тебя увидеть, еще раз увидеть. В последний раз, Илиан! В последний раз!

Я лечу в Джакарту. Не раздумывая. Я не оставила выбора Оливье, как и Илиану. Я не могла смириться с тем, что больше не увижу его.

В последний раз…

Я считала себя сильной, я считала, что это наилучшее решение, никакого другого не было, просто унести с собой воспоминание о последней ночи, о последнем поцелуе – так навещают в последний раз тех, кого любят и кому предстоит умереть. Сохранить последнее объятие, сберечь последнее слово, унести с собой последний вздох.

Наилучшее решение? Или наихудшее? Или единственно возможное?

– На что она будет похожа, Илиан, на что будет похожа моя жизнь без тебя?

Илиан не отвечает. Но я знаю ответ.

Ни на что, Илиан. Ни на что.

Немая мольба сжимает горло. Мольба, вот уже три дня неотступно звучащая во мне.

Если ты попросишь, чтобы я уехала с тобой, Илиан, я уеду. Только попроси остаться с тобой, Илиан, и я останусь. Я на все была бы способна, если бы ты меня попросил, умолил согласиться. Даже если бы ты наплевал на Оливье, прокричал мне в лицо, что он меня не стоит; даже если бы ты отринул Лору, убедив, что нельзя тратить свою жизнь на ребенка – ребенка, который через десять лет будет вытирать об тебя ноги, а через пятнадцать и вовсе бросит. Будь Илиан другим – негодяем, эгоистом, ревнивым любовником, – он сумел бы уговорить меня остаться с ним, забыть о семье. Но разве тогда я бы его полюбила?!