Вдруг он замолчал и впал в некий транс.

— И почил Ахав, — сказал он, словно высекая каждое слово в камне, — и воцарился Охозия, сын его, вместо него!

Боже, еще один царь, подумал Балти.

Стёйвесант снова впал в транс. Балти почувствовал, что ему надо помочиться. Он взглянул на Ханкса. Стёйвесант вышел из священного оцепенения и провозгласил:

— …фо тфорце из слонофой кости!

Балти подождал объяснений:

— Во творце?

— Во дворце, — объяснил Ханкс. — Третья книга Царств, глава двадцать вторая. Отменная история, ваше превосходительство. И рассказана отлично.

Он замолотил ладонями по столу:

— Браво, сэр! Браво!

Еще один резкий вопль разорвал воздух:

— Акккккк!

Иоханн аккомпанировал рассказчику громкими криками на протяжении всего рассказа: так бидль колотит посохом в пол, чтобы прихожане не засыпали во время проповеди.

Принесли еще еды. Балти, раздутый и сонный, с лопающимся мочевым пузырем, предоставил Ханксу защищать честь англичан, а сам сосредоточился лишь на том, чтобы дотерпеть. Старину Петруса вполне устраивало, что говорит только он один. Ханкс время от времени вставлял ничего не значащие комментарии.

Балти ерзал на стуле, мечтая о горшке. Кто-то говорил, что голландцы молчаливы. Да неужели? Старина Петрус ораторствовал не хуже Гомера. Красноречие, рожденное одиночеством? Вряд ли они с мефрау ведут длительные беседы.

Проходя за стулом Ханкса с очередным блюдом, девушка-служанка остановилась и круглыми глазами воззрилась на затылок гостя.

Внимательная мефрау, до сих пор не проронившая ни слова, обратилась к девушке по-голландски. Та ответила; мефрау Стёйвесант передала ее слова своему мужу.

— У вас идет кровь, — сказал старина Петрус Ханксу.

— Прощенья просим, сударь. Надеюсь, я не попортил ковер вашей светлости.

— Меня беспокоит не ковер. Не нужно ли вам доктора?