Она вырвалась из его объятий, и через секунду Барнеби остался один. Долго стоял он, не двигаясь, закрыв лицо руками. Потом, рыдая, упал на свою убогую постель.

Но вот медленно взошла луна во всем своем кротком величии, выглянули звезды, и сквозь решетку круглого оконца небо засияло мягким светом, как сияет доброе дело человека единственным просветом в его мрачной грешной жизни. Барнеби поднял голову и загляделся на это тихое небо, печально улыбавшееся земле. Казалось, ночь, более милосердная, чем день, скорбно взирала на страдания и злые дела человеческие. Барнеби почувствовал, как мир сходит к нему в душу. Бедный идиот, запертый в тесной клетке, глядя на этот кроткий свет, был так же близок душой к богу, как самый свободный и уважаемый человек во всем громадном городе. И в его плохо затверженной молитве, обрывке гимна, которым он убаюкивал сам себя в детстве, было больше подлинного жара, чем в любой ученой проповеди, когда-либо оглашавшей своды старых соборов.

Проходя одним из тюремных дворов, миссис Радж сквозь решетку увидела в соседнем дворе своего мужа: он ходил взад и вперед, скрестив руки на груди и понурив голову. Она спросила у провожавшего ее к выходу тюремщика, можно ли поговорить с этим заключенным.

— Можно, — ответил тот, — но только поскорее. Пора запирать ворота, осталось только минуты две.

Говоря это, он отпер решетку и пропустил ее.

Решетка, поворачиваясь на петлях, резко заскрипела, однако Радж оставался глухим ко всему и, не подняв головы, не обернувшись, продолжал ходить вокруг тесного дворика. Жена окликнула его, но голос ее был слаб и оборвался. Наконец она подошла ближе, и когда он проходил мимо, протянула руку и дотронулась до него.

Радж отшатнулся, весь дрожа, но, увидев, кто это, спросил, зачем она сюда пришла. И, не дав ей времени ответить, заговорил сам:

— Что же меня ждет — жизнь или смерть? Погубишь ты меня или пощадишь?

— Мой сын… наш сын тоже здесь, в тюрьме, — сказала она вместо ответа.

— Ну и что же? — крикнул он, в раздражении топнув ногой. — Я это знаю без тебя. Но он мне столько же может помочь, сколько я — ему. Если ты пришла только для того, чтобы болтать о нем, так можешь убираться!

Он снова забегал вокруг двора, но когда вернулся к тому месту, где стояла жена, остановился и спросил:

— Чего мне ждать — спасения или смерти? Раскаялась ты, наконец, в своем упорстве?

— А ты? — отозвалась она. — Ты раскаешься, пока еще не поздно? Не надейся, что я тебя могу спасти, если бы даже решилась…

— Скажи лучше — если бы захотела! — Бормоча ругательства, он сделал попытку вырваться и пройти мимо. — Да, если бы захотела.