Ланг задумывается: «Я точно не знаю… Главное – документ должен был выглядеть убедительно. В этом смысле Деррида совершил подвиг – за такое короткое время сделал правдоподобную имитацию седьмой функции».
Байяр вспоминает речь Соллерса в Венеции и говорит Симону: «По-любому Соллерс тогда… э… и правда малость съехал с катушек, да?»
Со всей куртуазностью, на какую Ланг только способен, он просит позволения откланяться, раз уж их любопытство удовлетворено.
Все трое выходят из неосвещенного кабинета и попадают в гущу праздника. Перед бывшим вокзалом Орсе под общее улюлюканье какой-то пошатывающийся мужик горланит в сложенные рупором ладони: «Жискара на фонарь! Танцуем карманьолу!» Ланг предлагает Симону и Байяру дойти до площади Бастилии вместе. По пути они встречают Гастона Деффера, будущего министра внутренних дел. Ланг всех знакомит. Деффер, обращаясь к Байяру: «Мне нужны такие люди, как вы. Встретимся на неделе».
Дождь льет как из ведра, но площадь Бастилии переполняет ликующая толпа. Хоть и ночь, люди кричат: «Миттеран, солнца нам! Миттеран, солнца нам!»
Байяр спрашивает Ланга, будут ли, по его мнению, у правосудия вопросы к Кристевой и Соллерсу. Ланг морщится: «Откровенно говоря, сомневаюсь. Теперь седьмая функция – государственная тайна. Президенту нет смысла ворошить это дело. А Соллерс и так немало заплатил за безумные амбиции, верно? Знаете, я с ним не раз встречался. Он очень милый. Имел наглость льстить».
Ланг повторяет свою широкую улыбку. Байяр жмет ему руку, и будущий министр культуры может наконец вернуться к своим приятелям – праздновать победу.
Симон смотрит, как человеческая река наводняет площадь.
– Все псу под хвост, – говорит он.
– Как псу под хвост? – удивляется Байяр. – Получишь пенсию в шестьдесят – ты не этого хотел? Свои тридцать пять часов. Пятую неделю. Национализацию. Отмену смертной казни. Что тебе не нравится?
– Барт, Хамед, его дружок Саид, болгарин на Новом мосту, болгарин из DS, Деррида, Сёрл… Все умерли зазря. За то, чтобы Соллерс лишился яиц в Венеции, потому что к нему попала фальшивка. Мы с самого начала гнались за химерой.
– Не совсем. Дома у Барта была копия оригинала, заложенная между страниц Якобсона. Если бы мы не засекли болгарина, он передал бы ее Кристевой, и она увидела бы подмену, сравнив оба текста, которые попали бы к ней. Запись на кассете Слимана также была сделана с оригинала. Она не должна была попасть не в те руки. (Дурак, – думает Байяр, – хватит о руках!)
– Но Деррида хотел уничтожить запись.
– А Сёрл – прибрать к рукам (дурак, идиот!), и неизвестно, чем бы все кончилось.