Светлый фон
Удовольствием от текста

* * *

Бине не упоминает одно напрашивающееся в этой истории имя – Михаил Бахтин. Притом что именно Юлия Кристева ввела его работы и понятие полифонического романа в культурный оборот во Франции в 1960-е годы. Как незримый кукловод, Бахтин присутствует в книге, проявляясь в полифонии ключевых сцен.

полифонического романа

Полилог Соллерса и белочки Кристевой с третьими лицами идет в гротескном контрапункте с театром Гиньоля. А полифонию допросов Мишеля Фуко, проходящего прямо в разгоряченной атмосфере сауны, образуют, помимо трио главных действующих лиц, сексуальные стоны и крики (аа аа, нет, нет, да, да, аа аа) и доносящийся из динамиков многозначительный, если вслушаться, «I am the stranger» Роберта Смита. Беседа с Делезом происходит у него дома под аккомпанемент включенного ТВ и теннисного матча, и диалог перемежается спортивными комментариями и ударами мячика (чпок-чпок, чпок-чпок). Именно к этому диалогу нас позднее вернет реплика Мориса Цаппа на конференции в Корнеллском университете: «…Разговор – это партия в теннис, разыгранная пластилиновым мячом, который, перелетая сетку, каждый раз принимает новую форму», отсылающее, в свою очередь, к Деррида: «Переводчики – они везде. Каждый говорит на своем языке, даже немного зная чужой. Лукавства переводчику не занимать, и свой интерес он помнит».

аа аа, нет, нет, да, да, аа аа

Согласитесь, в такой философской кармине буране скромному полицейскому довольно трудно расследовать преступление.

кармине буране

* * *

Несмотря на то что автор умер, у романа он есть – Лоран Бине. О нем кое-что известно: парижанин, некоторое время жил и работал в Праге, где познакомился с историей чешского Сопротивления. Вернувшись из Праги, он написал роман «HHhH» и получил Гонкуровскую премию. На этом обычно и заканчиваются биографические сведения, хотя есть и другие небезынтересные факты. Например, в самом начале президентства Франсуа Олланда вышла достаточно нелицеприятная работа Бине о новом президенте, основанная на многолетних наблюдениях за карьерой политика и анализе его риторики. Об этом нельзя забывать, читая «Седьмую функцию языка», удостоенную «Prix Interallié» и «Prix du Roman Fnac».

автор умер

Есть в романе еще и некое Я, которое время от времени позволяет себе высказывания о героях и ситуациях, в которых они оказываются, заботится об аутентичности атмосферы и любезно сообщает некоторые квазидополнительные детали. И есть симметричная неизбывная тоска персонажа об авторе: Симон Херцог частенько воображает себя героем романа и мысленно конструирует эпизод по законам художественного жанра. Но в жизни (в его романной жизни) так, конечно, не происходит – по его ощущениям. Хотя Симон Херцог как персонаж проходит все круги волшебной сказки, переживает инициацию, и в конце концов с трудом, с определенными потерями, становится мужчиной. Всем этим он обязан Байяру: Un Bayard ça vous change un homme. N’est ce pas Mr. Herzog?