Дискурс о дискурсе о дискурсе Лорана Бине вьется в основном в меандрах своей исторической реальности. Но некоторые спорадические выпады из истории выдают в нем контрафактический роман. Это дает автору возможность не ёрничать над историей, изобретая различные трюки, чтобы уложиться в правду жизни, как, например, в отличном романе Фернандо Мариаса «Волшебный свет» (Гарсия Лорка жив, но запись об этом чудесным образом исчезает с кассеты).

А 1980 год выдался в Европе и вправду примечательным: социалист Франсуа Миттеран неожиданно начинает победную политическую кампанию за президенсткое кресло против Жискара д’Эстена; непобедимый Бьёрн Борг проигрывает теннисную партию (чпок-чпок, чпок-чпок) американцу Джону Макинрою на US Open (а в 1981-м еще и чеху Ивану Лендлу); сбит автомобилем и погибает культовый мифолог Ролан Барт; весной умирает Жан-Поль Сартр; железнодорожный вокзал в Болонье силами левых экстремистов взлетает на воздух; Чеслав Милош получает Нобелевскую премию по литературе; философ, марксист и структуралист Луи Альтюссер в припадке безумия убивает свою жену (а может, и не в припадке); Мишель Фуко неоднократно замечен мастурбирующим на плакат с Миком Джаггером; кубик Рубика начинает победное шествие по миру; Серж Генсбур снимается в рекламе элегантной мужской одежды фирмы «Bayard», и баннеры с его неожиданно солидным портретом в костюме с надписью «Байяр меняет мужчину! Не так ли, месье Генсбур?» заполоняют Париж; в столице терра инкогнита Москве открывается XXII Олимпиада, сопровождаемая скандалом и бойкотом.

Но временами синкопированный ритм истории дает сбой, и реальность истончается до нулевой отметки, обрастая заплатками фикциональности: бог умер уже давно, автор умер, даже бес и тот сдох, осталась одна София-Логос.

* * *

Весь роман, как и все расследуемое дело, вращается вокруг Logos’a.

* * *

Продвинутый читатель романа Бине, конечно, с самого начала интуитивно готов к перелету в Корнеллский университет.

Уже само имя главного героя – Симон Херцог (Simon Herzog) – напоминает о романе Сола Беллоу «Герцог» («Herzog»), одноименный персонаж которого, Мозес Елкана Герцог, тоже выдернут из академической среды – по семейным, не детективным, обстоятельствам. Но и он ведет своего рода расследование ошибок собственной жизни: строчит на грани гиперграфии письма всевозможным адресатам, которые никому не отправляет, таская их с собой в чемодане. И перечитывает старенький томик Блейка, закладкой в котором служит полоска бумаги с выписанной симптоматикой паранойи. Не удивительно, что, когда Мозес Герцог пытается считывать и интерпретировать знаки, неверные интерпретации приводят его к катастрофе: «Тормозя ногой уходящую ступеньку пешеходного эскалатора, Герцог ощутил сквозь тонкую подошву поднявшееся стальное ребро – как азбука Брайля. Но этого знака он не расшифровал»[540].