– Дам, – без эмоций согласилась Диана. – Только сертификаты у меня дома. Я их там заполняю, а потом сюда приношу.

– Во всех школах они в сейфах лежат, а в гимназии – у завуча в спальне под диваном? – саркастически спросил Моржов.

– Не всё ли равно? Кому они нужны до осени?

– И когда мне зайти к тебе? – спросил Моржов.

– Можно и сейчас сходить. Делать здесь мне и так нечего.

Моржов не очень понял расклад намерений. Диана хотела заняться сексом прямо сейчас?… Диана, пуританка?…

– А твои родители?

– На работе.

Моржов побарабанил пальцами по столу.

– Мы трахнемся? – напрямик спросил он. Диана опустила голову, словно это не она его, а он её принуждал отдаться.

– Как скажешь… – едва слышно ответила она. Диана абсолютно не походила на себя такую, какой привык видеть её Моржов. Моржов не понимал, что случилось, как всё расценивать, к чему готовиться. Не понимал, а потому и злился.

– Пойдём, – решительно сказал он, вставая.

Гимназия находилась совсем недалеко от Дианкиного дома – если идти дворами. Диана и повела Моржова дворами. Моржов опять удивлялся: он не мог представить Диану в таких декорациях. Диана всегда выбирала торжественные и богатые пути – улицы с витринами, бульвары, проспекты, аллеи… Поэтому она всегда напоминала Моржову изящную и манерную королевскую карету пышной эпохи рококо.

А сердцевая часть города Ковязин была не в стиле рококо, а в стиле сталинского ампира. Добротные домины по-хозяйски определялись в пространстве своими прочными, рустованными углами. Они не лезли ввысь, где их пафос никто не разглядит. Увешанные декором, с годами они барски обрюзгли. Но, перемещаясь дворами, Моржов и Дианка наблюдали только изнанку этого барства: высокие старые тополя; самодельные деревенские скамейки у подъездов; вздутые тротуары; газоны, огороженные вкопанными и покрашенными автопокрышками; навеки разрытые траншеи, где чернели трубы, словно эксгумированные покойники; нагромождения ржавых гаражей и дощатых сарайчиков; заросли нестриженых акаций; переполненные мусорные баки, по которым шныряли огромные, голенастые, сюрреалистически-ловкие помойные псы.

Некогда Пролёт, Пролетарский район города Ковязин, застраивался вовсе не для пролетариата, а для новой номенклатуры. Но номенклатура недалеко ушла от своего первоисточника. И роскошью она по-прежнему де-факто считала вовсе не трёхметровые потолки квартир, не паркет и не гипсовые барельефы на фронтонах, а запас мануфактуры в крепко-накрепко запертом амбаре, глубокий погреб, полный солений-варений, и хлев, чтобы вмещал не меньше десятка свиноматок.