Прилипший к пассажирскому окошку Лало под сильным кайфом. Таблетки и долбаный порошок, который он развел в стакане текилы, крепко дали ему по мозгам, и теперь яркие цветовые пятна скользили у него по рукам, проступали на брюках. Ему казалось, что минуту назад он опустил стекло и его вырвало. Но сейчас стекло поднято.

Лало помнил, как они подъехали и он сказал: «Где его пацаны?» А Джио ответил: «Это тупой Раффлс и его братан. Я дал им пятнадцать баксов на „Сабвэй“». И Лало ощутил себя виноватым за то, что сын все эти годы рос, кипя от ненависти и планируя мщение. А вот он все попытался забыть.

Он посмотрел на свои ладони. Красные? Это кровь? Его руки. На них все еще пыль Ирака? Это запах разлагающейся плоти? Ногу его грыз дракон. Лало в ужасе смотрел, как дракон вползает в его штаны и вот уже наружу торчит только хвост. И с него капает кровь. Боже милосердный.

– Повсюду кровь, – пробормотал Лало.

– Да нет же, пап. Остынь.

– Я выпустил в этого парня всю обойму!

– Да остынь уже, черт возьми.

Сын стоял над тем vato, как будто просто заглянул сказать «привет». Гангстер приволок в гараж кушетку из Армии спасения. Бейсболка сидела набекрень на его тупой башке. Чернильный паук «черная вдова» полз по шее, число 13 – по скулам и две синие слезинки в углу левого глаза. Лало смотрел на эти слезы и повторял себе, что он пришел сюда ради Браулио и Гильермо. В мозгу вспыхивало неоновое табло. Сдохнисдохнисдохни. Бандюга раскладывал наркоту на журнальном столике. «Вы за этим пришли. Тогда готовьтесь выложить бабки». Лало вспомнил фонтаны крови, диковинной блестящей галькой рассыпающиеся на капли, которые растекаются, ударяясь о стены. Скользкий пол, маслянистый от крови.

– Кровь повсюду, Джио! Рация была выключена. Они не засекли нас.

– Это было на войне, пап, ты чего?

– Но тот парень. Только что.

– Нет, пап.

Джио резко свернул за угол – копы могли быть повсюду.

– Ты. Убил. Моего. Брата, – выговорил Лало. – Я сказал это ему в лицо. Правильно?

Бах, бах.

– Ты. Ты. Ты.

Он помнит, как со свистом выходил воздух из пробитых легких. Нет, нет. Это был рядовой первого класса Гомес, из Восточного Лос-Анджелеса. Они прикрывали куском полиэтилена открытую рану на груди и прижимали так, что ребра треснули. Никаких шансов вызвать вертолет в ту дыру. Собаки. Женские крики. И «хаджи» на каждой крыше.