В это время в спальне:

– С меня довольно. – Младший Ангел встал с твердым намерением уйти.

– Сядь.

– Нет.

– Carnal! Присядь на минутку. Пожалуйста.

Ярость и тоска, ярость и тоска.

– Я хочу уйти из твоего дома.

Уйти из дома, из этого района, из этой семьи. На этот раз навсегда. Нет никакого старшего брата, нет очаровательной племянницы, нет родственников, Глориозы, нет проклятого папаши. Нет истории. Нет прошлого. Только дурацкая здоровенная полицейская тачка на улице. И все. И уехать. Ехать прямо до Сиэтла. Двинуть на север, потом свернуть направо и раствориться среди гор на западе. Похоронить себя в снегах. Ехать и ехать на север. До самого конца шоссе и осесть в Хомере, на Аляске. Наблюдать, как орлы кружат над побережьем. Писать стихи. Он мог бы встретить там музу – женщину с роскошными волосами, умеющую готовить хороший кофе. Мог бы забраться в такую глушь, откуда надо выбираться неделю, чтобы отправить открытку. Но не мог и шага сделать от кровати Старшего Ангела.

– Если я уйду, – выговорил он наконец, – я никогда больше не вернусь.

– Сядь, Carnal, – повторил Старший Ангел.

И Младший медленно сел.

– Ты уже уходил от нас навсегда, – сказал брат. – Мне пришлось умереть, чтобы вернуть тебя домой. – Старший Ангел начал глотать таблетки. Запивая каждую гулким глотком тамариндового сока. – Я разрушил собственную семью, – произнес он наконец.

Младший Ангел пытался пропускать слова мимо ушей. Он не хотел слушать. Но слушал. Что еще? Что еще можно было припасти к концу этого дня?

Старший Ангел вспоминал все. Браулио. Чентебент – эта часть повествования тщательно отредактирована. Скандалы с матерью. И под занавес, из неведомых глубин, в семейный круг вступил Эль Индио.

– Я никогда не понимал Индио, Carnal. Я был… недобр к нему. Сначала пытался стать настоящим отцом, но кому я мог подражать? Нашему отцу. Ну я и старался быть как он. Но, черт побери, я же не он. Бог, извини.

Все эти ссоры между нами. Почему я так и не научился просить прощения? Что со мной не так?

Не отвечай, cabron, не надо.