Но мне надо вкратце рассказать события, предшествовавшие нашему отъезду из Приёре…

* * *

Если читатель помнит, Жозеф в Приёре спал в людской, помещавшейся над седельной. Каждый день, как зимой, так и летом, он вставал в пять часов. И вот, утром, 24 декабря, ровно месяц спустя после его возвращения из Шербурга, он увидел, что дверь в кухню отворена настежь.

— Гм, сказал он сам себе… неужели они уже встали?

В то же время он заметил, что в находящемся около замка стекле вырезан алмазом четырехугольник, чтобы можно было просунуть туда руку. Замок был взломан опытной рукой. Несколько кусочков дерева, остатки проволоки, осколки стекла валялись на полу… В доме все двери, так тщательно запиравшиеся вечером под наблюдением барыни, были также открыты… Чувствовалось, что случилось что-то ужасное… Встревоженный, — я рассказываю его словами, — Жозеф прошел через кухню и коридор, в который выходят — направо: кладовая, ванная, передняя; налево: буфетная, столовая, маленькая гостиная и большой салон. Столовая представляла картину полнейшего разгрома… Мебель сдвинута буфет перерыт сверху донизу, ящики опрокинуты на ковер, а на столе, среди пустых коробок, среди беспорядочно набросанной кучи бесценных вещей, догорала свеча в медном подсвечнике. Но разгром достигал своего апогея в людской. Там — как я уже кажется говорила — находился шкаф в стене, запиравшийся замком сложной системы, секрет которого был известен одной барыне. Там покоилось знаменитое фамильное серебро в трех тяжелых ящиках с кованными переплетами и углами. Ящики были привинчены к доске внизу и прикреплены к стене крепкими железными скобками. Теперь все три ящика, вырванные из своего неприкосновенного хранилища, пустые, валялись посреди комнаты. При виде этого, Жозеф поднял тревогу. Он изо всех сил стал кричать на лестницу:

— Барыня!.. Барин!.. Идите скорее… Обокрали… обокрали!..

Началась внезапная суматоха; с лестницы кубарем скатились: барыня в рубашке, едва прикрыв легким шарфом плечи, барин, застегивая на бегу панталоны, из которых высовывались полы сорочки… И оба всклокоченные, страшно бледные, корча такие гримасы, как будто их разбудили среди тяжелого кошмара, крича:

— Что такое?.. что случилось?..

— Обокрали… украли!..

— Украли, что?.. что украли?

Барыня стонала в столовой:

— Боже мой!.. Боже мой!

А барин с перекошенным ртом продолжал в это время вопить:

— Что украли? Что?

Войдя в людскую и увидав три взломанные ящика, барыня всплеснула руками и испустила громкий вопль:

— Мое серебро!.. Боже мой!.. Может ли это быть?.. Мое серебро!