Теофиль оказался существом, которое может пользоваться чужим опытом — опытом своих богов. Он насыщается, когда насыщаемся мы, он любит, когда мы любим, понимает, когда мы понимаем. Он хотел понять себя и понял, что без нас он — ничто и может существовать только, когда существуем мы. А мы в свою очередь можем быть существами божественными только, когда существует наш могущественный поклонник — ничтожный сам по себе Теофиль. И вовсе он не звездный скиталец, а попросту вечный странник Агасфер, бессмертный Каин, чье преступление называется использованием чужого опыта — извечное стремление нечисти загребать жар чужими руками.
Но вот меня отсекли от него, и я стал человеком. Я им должен был стать, ибо Теофиль должен был абстрагироваться от многих богов к одному, а от одного к пустоте, к отсутствию бога вообще — к человеку! — ведь, если человека и нет, его можно выдумать. Возможно — значит необходимо.
Впрочем, это я только сейчас такой умный — когда пишу и понимаю, — а тогда, сразу после сечи, все было иначе. Я удивленно следил за ходом собственных мыслей и обнаруживал странные вещи. Я сидел, почесываясь, и думал, что моя божественная незаинтересованность реальностью была основана на том, что мне нечего было терять. Я был не вполне человеком и поэтому был настоящим богом — мне недоставало памяти, серьезности, которая только и делает человека человеком.
И вправду: чем человек отличается хотя бы от животного? — в первую очередь тем, что воспринимает себя всерьез, и только существо, воспринимающее себя всерьез, может отличить реальное от нереального, ибо ведь реальное — это как раз то, что всерьез воспринимается. Всерьез — значит с верой в реальность. А вера — есть уважение, понимание, благоговение, самоотдача.
Как только вступил в силу принцип реальности (то есть, я был бит), пришло и ощущение, что мне есть, что терять. Ну, казалось бы, такого рода опыт лучше всего забыть, счесть его бредом, кошмарным сном — чем угодно! — однако же, нет — я держался за него, как за какую-нибудь драгоценность, и никак не мог (не хотел) позабыть. У меня даже было полное впечатление, что это самое значительное, что случилось в моей жизни, и только в свете этого битья она приобрела какую–то ценность и смысл.
Хотя, это очень странно, читатели! — неужели же смысл жизни только в этом? Неужели ценной нашу жизнь делают побои?.. Да! Напомню моим сенсуально настроенным друзьям, что человек воспринимает мир при помощи органов чувств, которые представляют собой мазохистски-истонченные приемники побоев мира.